Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Гомеостаз

Прослушать или скачать Blue Foundation Bonfires бесплатно на Простоплеер

@музыка: Blue Foundation - Bonfires

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе, Хейли/Эллайджа

---

Темный остров, Стокгольм, Швеция

@темы: коллажик, место действия, "Ритуальные жертвы"

---

15. Ритуальные жертвы. Гомеостаз.

15. Ритуальные жертвы. Гомеостаз.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

Нет вечности страшнее, чем разлука,

В тебе лишь я единственно живой.

Я чувствую всей кожей твою руку,

Все взвешено и решено: я – твой.

Древняя тьма.

Дом большой, строгих прямоугольных форм и, на первый взгляд, совсем пустынный. Внутри все белое и голубое. Слишком холодные тона. Но слышно, как в камине (где он? может в спальне, а может быть на кухне? человеческий слух подводит меня, я отвык быть человеком) трещат дрова. По дому расплываются волны тепла.

Я чувствую присутствие Ребекки. Здесь только мы, и больше нет горящего узла в моей груди, нет жгучего желания ломать, сжимать в тисках и причинять страданья, мне просто хочется обнять сестр... Ребекку. Она выходит, молча, будто призрак, из арочного свода правой боковой галереи. На ней струящееся платье в пол пастельно-голубого цвета. Ребекка смотрит на меня. Удивлена. Но не испугана. Не злится. Не прогонит.

- Ну, здравствуй, глупая сестренка.

- Здравствуй, Ник.

Мне кажется, я одержал свою последнюю великую победу: всю жизнь струящееся сквозь мои пальцы счастье, стремилось вовсе не сбежать подальше, а рвалось разлиться в глубине моей груди, заполнив теплотой и томной негой полый камень – мертвое сердце аморального урода.

- Я дома.

- Я ждала.

Золотая осень.

В то же время на Ивовой улице в доме под номером 2 волчица Хейли, сидя за кухонной стойкой на высоком табурете, призналась своему бледному мужчине в строгом деловом костюме, что она:

- …была у дома.

- Какого дома, Хейли?

- У их дома, там снова никого. Ты думаешь, они когда-нибудь вернутся с этого острова в Исландии?

- В Швеции, он в Швеции.

- Без разницы. Так думаешь, вернутся?

- Кто может знать о планах Клауса с Ребеккой... Тебе не стоит слишком часто навещать тот дом. В конце концов, если они вернутся, мы первыми увидим свет на той стороне парка.

Эллайджа бережно целует Хейли в темя и подает ее вечерний чай. В саду порхают птички и отцветают, осыпаясь, последние осенние цветы. Миссис Эллайджа Майклсон, вдыхая аромат лекарственной ромашки, думает о Полсоне, Монтана, о шведском острове и о такой любви, которую не носят как награду, самодовольно вдев в петлицу пиджака, а трепетно и бережливо прячут в нагрудный потайной карман. Кто знает, может быть, любовью только такую можно и назвать.

КОНЕЦ.

Прослушать или скачать The ХХ Together бесплатно на Простоплеер

 

@музыка: The ХХ - Together

@темы: Хейли, Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе, Эллайджа

---

Калеб и Давина

@темы: Калеб, Давина, коллажик, "Ритуальные жертвы"

---

14. Ритуальные жертвы. Изнанка.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

14. Ритуальные жертвы. Изнанка.

- Он уехал?
- Уехал.
- А можно еще раз услышать, зачем ты ввязался во всю эту историю?
На узком диване-качели под куполообразным брезентовым тентом, натянутым в саду за компактным симметричным домом из кирпича и камня, прижавшись поплотней друг к другу, сидели двое: высокий кудрявый юноша и смазливая миниатюрная брюнетка. Над улицей Валентина, Ньютон, Массачусетс сгущался вечерний туман, разбавляя кофейные сумерки своей нежно-молочной пеной.
- Счастливый карманный вампир всегда лучше, чем обозлившийся волк-одиночка. К тому же, Ребекка мне правда понравилась... Хей, не дерись, она мать и жена, и вообще, не в том смысле понравилась! Есть в ней какая-то тихая скрытая грусть.
- Как у самоубийц.
- А ты думаешь тысячу лет жить с покромсанной памятью, замершим под сердцем ребенком и установкой, что единственный в мире любимый человек тебя ни во что не ставит - это как мятный леденец раскусить?
- Но какая ей досталась программа!
- Завидуешь?
- НЕТ! Это просто… ну, очень непросто. И она, и ребенок…
- Могущественная ведьма и волк по одной только крови.
- Или ведьмак.
- Вряд ли ведьмак.
- А если предсказание не лжет и она, и правда, покончит с нашим видом?
- Значит, так тому и быть, Давина. Нельзя противиться естественному порядку вещей. Однажды даденное, однажды заберут обратно. Все лучше, чем пойти супротив силы. Видишь, как закончила старуха Эстер.
Парень с девушкой немного помолчали.
- Ты так и не сказал ей почему?
- Не все на свете стоит знать, Давина. Ребекке ведьмою не быть, она вампир, так что, в ее конкретном случае, малые знания – жизнь без печалей.
- Она - Исход.
- Да, и Эстер это сразу поняла. Вот почему магическая сила не проявилась в ней, скалы Мистических Водопадов – ее Пустое Место. А когда Аяна сказала, что там будет ребенок… Не знаю, чего больше испугалась Эстер: пророчества о гибели всех ведьм, или кровосмесительной связи своих же собственных потомков.
- Значит, она – действительно его сестра?!
- Все мы – дети Божьи, так что… Отцы разные, а мать… Кто знает. Старший брат помнит, что Эстер была беременна, а Майкл зол, так что… Во чреве Эстер могла быть и Ребекка, и зрительный обман, чтобы потом забрать себе ребенка без вопросов. Наверняка нам точно не узнать. Но, если им спокойней быть чужими – благоразумнее позволить им держаться этих берегов.
- А если, все же, они на самом деле единоутробные брат и сестра, то?
- Слишком много «если» для одной коротенькой беседы. Они здоровые люди, к тому же Клаус волк, а гены оборотней всегда побеждают гены человека, так что трех рук и двух голов ребеночку не светит. Такой инбридинг, если он имеет место быть, даже полезен – собрать в себе 2 ведьмовские линии, ликантропию и вампиризм – это не самый худший из возможных набор генов.
- Возможно, его силу поманила ее…
- Или все проще, и они просто влюбились. Другие времена, другие нравы. Да и не нам судить чужую жизнь. В конце концов, Клаус был прав, они с Ребеккой совершали вещи гораздо страшнее, чем полу-инцест.
Давина улыбнулась и, прижавшись еще плотнее к Калебу, тихонько зашептала древник как мир слова из Книги среди прочих книг: «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем". Хорошо, что они уехали в эту самую, Швецию, кажется, у них это можно.
- Вообще-то, как раз там и нельзя, хотя вряд ли Майклсонов посадят в тюрьму за инцест. Но важнее всего, что именно там детка уж наверняка не сможет, по крайней мере, не должна, стать еще одним Исходом.
- Так ты и это предусмотрел?!
- Она должна покончить с ведьмами, что ж, пусть кончает, но дать ей силы порешить со всей планетой - не самое разумное решение. Тем более что нам ее учить.
- Как нам? То есть всем, потенциально мертвым, ведьмам мира? Этим нам?
- Нам с тобою, тебе и мне. И еще придется как-то разобраться с семьей Деверо.
- Разобраться - это значит попросить их не болтать лишнего о девочке? Правда ведь, Калеб?
- Разобраться - это разобраться.
- Моник - моя подруга.
- Сократ сказал: Платон мой друг, но истина дороже.
- Калеб, я не смогу так с ними поступить...
- А я и не прошу, есть те, кому положено решать подобные проблемы, на них и переложим этот груз.
- Три ведьмы, три ведьмы на счету ребенка, которому всего 17 дней.
- 4. Бабушку считаем. А ты, Давина, не уподобляйся тем, кто трусит перед новым миром, желая лишь покрепче ухватиться за, рушащийся на глазах, устой. На месте каждой из развалин открыто поле для постройки здания повыше, помощней. Бессмертие коснется ведьм, первая ведьма волк, вампир - гибрид, возможно, каждого из нас в итоге ждет такая участь, в конце концов, всякое среднее звено в цепочке эволюции исчезло, уступая дорогу обновленным видам. Увидим, чем все это обернется.
- Но учить ее, разве они позволят?
- Не они. С 10 лет ребенком будет заниматься старший брат, Эллайджа Майклсон, а мать с отцом и женой Эллайджи оставят остров на 5 лет, тогда приедем мы, чтобы учить ее своим наукам, пока дядя будет обучать своим.
- 5-ти лет хватит?
- Самый подходящий возраст, должно хватить. Тем более, что в возрасте 17-ти дней она уже сумела разрушить тысячелетнее заклятие Исхода.
- Н-н-не понимаю, какое заклятие?
- Память, вернула память Клаусу, физически необратимый процесс заставила работать вспять. Ребекка проколола палец, и не нашла ничего лучше, чем размазать каплю крови по клинку и пырнуть им Клауса. Разве ты не видишь, как отчаянно боролась детка за собственную жизнь? Мать запустила крошечный след от ее крови в кровь Клауса, ее отца, и живое начало свою роботу над другим живым. Устал ребенок ждать, решил взять свое счастье в свои руки и не прогадал.
- Там был замок, а снять замок может...
- Не может. Там не было каморки под замком, там выжгли все до дыр, до пустоты, а девочка вернула ему память.
- Как?!? Это... Этого... Никто... А она! Как?
- Узнаем через 10 лет.
- А как же мать все вспомнила?
- Никак. Софи списала с Клауса, а я все это Бекке перенес, как же я тогда сказал?.. «Физическую память», вот! Мозг все забыл, а тело помнит.
- На острове она могла бы вспомнить и сама!
- Заклятие необратимо, разве что дочь со временем повторит фокус с отцом уже на маме, посмотрим, поглядим.
- Я одного сейчас не понимаю, как попала под действие чар Эстер сама Ребекка, раз она – Исход?
- А где ее всем этим напоили, ты не помнишь?
- Пустое Место!
- Вот именно, единственное место на земле, где Эстер была в разы сильнее, чем Ребекка. Но детка, все-таки, немножко поборолась за свою судьбу, как добрая волшебница заботилась о Спящей красавице, спрятавшись за шторой - принцесса будет спать, пока будет спать принц, а только принц пробудится от векового сна, проснется и она. Кровью это все связали, кровью и закончили. Детка Майклсон обещает быть невероятной. Ты знаешь, я не думаю, что Эстер действительно имела что-то против самой Ребекки, невзирая на то, дочь она ей или нет, роман у нее с Клаусом или простое любопытство юных тел, ее целью всегда была их детка. Она очень боялась, а страх, как известно, порождает самых кровожадных и безжалостных монстров на свете. Эстер приступила Великий Закон и вот она, детка, жива, невредима и скоро всколыхнет весь магический мир. Спасибо безумной бабуле за это!
- Спасибо. Калеб, а зачем ты натравил на них эту несчастную стаю волков? Про оборотней из рода отца Клауса я до сих пор не очень понимаю…
- Скорее уж я натравил на стаю волков семейство Майклсонов в полном составе. Подумай сама, что может поставить жалкая кучка оборотней против целой семьи из 3 первородных? Вся их «борьба» - чистый пшик.
- Тогда зачем? Могли хотя бы эти жизни сохранить…
- Затем, Давина, что детке не нужны угрозы, а первыми, кого бы стали науськивать наши, насмерть перепуганные силой собственных суеверий, мракобесные ведьмы, оказались бы именно эти темные и узколобые люди, почти зверье, расходный материал всех великих исторических событий. Представь себе, что весь этот, почивший в бозе сброд, явился бы на остров? Один волк Клаус против целой своры обезумевших фанатиков – это не сила, а если даже волков будет двое – считаем жену старшего брата, как там ее…
- Хейли.
- Точно, Хейли, но даже в паре с ней исход подобной битвы будет весьма печален. Угрозы нужно устранять, Давина. Угрозы нужно устранять на стадии, когда они всего лишь кучка никчемных неприкаянных существ. Так что да, я всеми силами тащил сюда Ребекку, которой очень-очень хотелось обрести спокойный дом в тихом уютном городке – и я всего-то лишь усилил существовавшее, задача 5-ти минут работы и 2-х лет ожиданий, окупившихся с лихвой.
- А как об этом узнал Клаус? Я о переезде Ребекки в Ньютон, если что.
- Я понял. Мой ответ – Софи. Пришлось использовать ее вслепую. Хотя, я до последнего надеялся, что в свое время семейство Деверо поймет важность грядущих перемен и выступит на нашей стороне, единым фронтом, но увы, увы… Я даже твою Моник послал «снять показания» с Ребекки не только как хитрый отвлекающий маневр, ведь сам я должен был быть крайне удивлен умопомрачительной новостью о детке, я должен был держать собственные руки в чистоте перед лицом Ребекки, но еще и потому, что пришло время вводить в курс дела семейство Деверо. Признаюсь, не ожидал я, что эта картавая Софи заладит «дгянь, дгянь, l'enfant du Satan». Переоценил я их дальновидность и способность мыслить здраво, и этим самым сотворил себе еще одну проблему. Решаемую, но неприятную как факт. Однако, Клауса сюда призвала именно Софи, лично она, хоть и по моей ненавязчивой указке.
- А старшего Эллайджу?
- Когда настал нужный момент для моей абсолютно случайной, но хорошо спланированной встречи с Ребеккой, пришлось запустить цепь событий, ведущую ее в Старбакс. Жаль только этого Тьерри, славный был парень, но опять же, увы и ах, его жизнь оказалась менее ценною, чем смерть. Майклсоны должны были пройтись по улицам Французского квартала и они по ним прошлись. Есть у меня в Новом Орлеане один контакт – вампир, обязанный мне жизнью, Джошуа Рожэ, он человек некоего Марселя Жерара, давнего знакомого наших первородных, который и сообщил Эллайдже приятнейшую новость: обнаружены, опознаны и улетели в Массачусетс. Нужно было собрать здесь всю семью, и я ее собрал. Всегда необходимо ставить перед собой посильные и достижимые задачи.
- А стая как узнала кто есть кто?
- Опять наша Софи, мир ее будущему праху, понесла по миру весть, что объявился в Ньютоне их альфа: старый, страшный, мечтающий занять в их волчьей своре место вожака и развернуть сверхъестественную бойню масштабом во все Северное Побережье Атлантики, в общем: «берегитесь, безумец у руля!» Ничто так не переполошит людей или зверей, как ничем не мотивированный страх. Посей дезинформацию – пожнешь зомби-рабов, срабатывало раньше у других и у меня, как видишь, тоже не дало осечки. Фигуры встали на свои места и глупые белые ринулись в бой, чтобы в итоге их смяли, растоптали и смели с лица земли гроссмейстеры под черным флагом.
- Твоя многоходовка удалась.
- Еще бы, мы – как первые у чудо-детки – должны костьми лечь ради благополучия своей последней. Просто никто же никогда не уточнял, чьими именно костьми должна быть устлана ее великая дорога.

Прослушать или скачать Bond Summer бесплатно на Простоплеер

@музыка: Bond - Summer

@темы: Калеб, Давина, Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

13. Ритуальные жертвы. Девушка.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

13. Ритуальные жертвы. Девушка.

2 дня назад…

- Хорошо, - рефреном повторил за мной Калеб. - Итак, теперь, когда мы уже разобрались с кровной отсухой, мозговым паразитом и потайными местами в памяти, переходим к заключительному акту нашей драмы, третьему по счету, но не по значимости. Как же это трудно... Тебе Моник, когда шаманила в Хадсоне, ничего сказать не захотела?
- Ты знаешь эту ведьму?! – я и сама не заметила, как нарушила, только что добровольно принятый обет молчания. Жизнь в постоянном стрессе делает меня крайне непоследовательной и противоречивой.
- Ну так, Моник Деверо - близкая подруга Давины, милой девушки, которую я, между прочим, очень сильно люблю и, кажется, это взаимно.
- Как тесен город Ньютон.
- Да-да, теснота, обиды… Так ничего важного Моник не сообщала?
- Цитирую: «Да ни за что на свете не поверю!», «Невозможно! Но, тем не менее - вот!» и эпохальное «Бумажку с ручкой дай». Как сам думаешь, был в ее словах скрытый смысл или тайное послание?
- Да, в манерах она, увы, не слишком-то сильна, хоть и француженка, вроде. Но тайное послание там было, пожалуй, даже слишком тайное, чтобы без подготовки разгадать.
- Калеб, у меня голова как набат...
- Понимаю, сочувствую, сообщаю: скоро тебе станет...
- Лучше?
- Хотелось бы, но, увы, скоро тебе станет еще хуже, так что готовься морально к новым ударам обоюдоострым ножом по многострадальному сердцу.
- Хорошо, я, кажется, готова быть забитой насмерть последней порциею гадкой и обескураживающей правды. Добивай.
- Так, я буду научным и деликатным. Волки, – Калеб сделал широкий жест руками, как будто внушительность размаха или охваченное раскрытыми ладонями пространство могли наглядней обозначить простейшее понятие canis lupus, то есть – обычный серый волк. - И оборотни, которые тоже волки. Они создают пары на всю жизнь.
- Мгм, особенно отец Ника...
- Откуда ты знаешь, может у него над кустом висели порнографические портреты Эстер. И вообще, не перебивай, я и так захожу за километр от основной идеи. Волки. Верные. Сильные. Самок на переправах не меняют. А еще они очень...
- Что? Очень что?
- Плодовитые, - где-то по середине «плодовитых» Калеба так перекосило от собственных слов, что если «плодо» я еще поняла, то вот о «витых» пришлось догадаться из вымученного шипения сквозь, плотно стиснутые, зубы волшебника. Если из нас двоих, кто-то должен питать отвращение к чужим детородным процессам, то это уж точно не теплокровный и, без сомнений, фертильный ягненочек Калеб.
- И, какое отношение это имеет ко мне?
- Ну, один из нас спал с Клаусом-волком и я точно знаю, что это был не я.
А вот теперь я рассмеялась:
- Праведная чушь!
- А что, в 10 веке от Рождества Христова в ходу были презервативы из мочевого пузыря бизона или ты была на гормональных противозачаточных таблетках из мелкорубленого корня маки?
- Я бы заметила беременность!
- Серьезно? Какой там у тебя Моник определила срок, - маг порылся в бумажках на столе, - вот! 17 дней! Здесь нужно быть, по меньшей мере, экстрасенсом, чтобы почувствовать беременность периодом до 3 недель.
- Но экстрасенс нашелся...
- Моник, она такая, немного не в себе, но сильная как дьяволица, и ведьма #2 в нашей истории, некая Аяна, была той же породы, из всемогущих ведьм.
- Аяна обещала не участвовать в процессе обращения! Пыталась отговорить Эстер от ритуала! Или сразу ото всех ее колдовских безумств!
- И сдержала свое обещание почти в полном объеме. Думается мне, она все узнала о твоем новом положении и решила, что Эстер образумит радостная весть: жизнь побеждает смерть и все такое...
- Не образумила.
- У большинства помешанных людей до разума уже не достучаться, и ведьма #2, в итоге это тоже поняла. И подменила тебе кубок. Половиной кубка Ника.
- Что?! Новости час от часу все новое! Зачем ей это делать?
- Боюсь, что маман Клауса, приснопамятная ведьма Эстер, не собиралась даровать тебе вечную жизнь, Бекка. Доказательств у меня нет! Но то, что вы с Клаусом оказались в настолько сильной связке, означает лишь одно – ритуальное пойло вы разделили по-братски. Вампиризм, мозговой паразит, забвение и отсуха – все, что плескалось на дне его кубка, досталось, Бекка, и тебе. Зато любое другое зелье, подмешанное в твой коктейль на крови «брата», будь то сонное зелье или зелье прерывания беременности, или банальный усыпляющий яд, ушли в земляной пол вашего дома или под ближайших куст, не знаю, куда все это выплеснула сердобольная Аяна.
- Я, что - вампир на собственной крови?!
- Мерзенько так, да, получилось? Зато гигиенично.
- По-до-жди! Тогда откуда кровная связь с Ником, на которой, по твоим словам, основан наш вампиризм?
- Так, я начинаю сомневаться в твоем здравом рассудке. Клаус выпил крови своей беременной жены.
- Мы не женаты!
- Для духов? Серьезно? Ты "брата" предпочла другим мужчинам - предпочла, себя ему отдала - отдала добровольно, он тебя принял и взял как свою - имеем 17 дней и тысячу лет тому доказательств. Это считай что такая мистическая лицензия на брак из оккультного муниципалитета.
- Но я-то никак не связана с Ником, Аяна выплеснула его кровь!
- Кровотоки матери и ребенка не соединены напрямую, но кровь Клауса, все же, была в тебе. И не только кровь, но и плоть. Ему досталась твоя кровь, тебе - его ребенок, все по-честному.
- Отец проткнул мой живот...
- Сердце, тебя он убил мечом в сердце, так смерть наступает быстрее. Чурбан, не чурбан, а дочь свою Майкл любил.
- И что тогда правда из прошлых разговоров? Что из твоих рассказов не ложь?!
- Да буквально все правда, про борьбу Клауса с отсухой и рикошет в Эстер, про твой сексуальный заслон, и что под ручку с вампиризмом прошли еще 2 скверные вещи: мозговой паразит и забвение, но и с этим мы уже разобрались. Заклятие забвения само по себе слабенькое, странно, что продержалось так долго. Лично я и здесь обвиню во всех смертных грехах вашу жизнь после смерти, сильна оказалась зараза, ох как сильна! Но, даже без катализатора вечной жизни, к моменту окончания действия, ты была бы либо в таком же полном психо-эмоциональном разброде как сейчас, либо, во что я гораздо охотнее верю, давно убита рукою собственного отца. Не было в твоем изначальном кубке вампиризма, Бекка. Доказательств этому у меня нет, зато есть богатый опыт общения со сволочными родителями, да и Аяна не стала бы подменять ритуальный напиток просто так, от нечего делать в пасмурный четверг.
- И я никогда бы не проснулась обратно...
- Да, именно так. Ритуал не сработал, и все: слезы, поминки и Бекка уходит со сцены вся в белом. Пока!
- Но для гибридов нужна кровь Татьи. Я и раньше не могла это понять: если Клаус обращен моей кровью, то почему Татья? Ты уверен, что ничего не напутал? Да и эта девочка-зомби Моник не внушает мне особого доверия, Калеб!
Я все еще отчаянно искала пути к отступлению. Нет, Калеб ошибся, и демоническая Моник – обычная шарлатанка! Инфернальная грубиянка и кучерявый хиромант, да что они вообще могут знать!
- А я так надеялся, что ты не вспомнишь про Татью, - маг улыбнулся. - Видать доплеснула ведьма #2 ее кровушки Клаусу в чашу, чтоб до ровных краев, ему было можно, он же не мать. Кстати, к Петровым твоего Ника поэтому и тянет, но и противны они не меньше из-за отсухи. Татья была ему глубоко безразлична, так что эта отсуха только усилила существовавший эффект. И да, я абсолютно уверен, что ничего не напутал. Прости.
- Значит, и мою кровь можно использовать для гибридов?
- А вот в этом месте логика делает ручками так, - Калеб снова развел свои длинные руки, правда, на этот раз в пантомимическом в жесте "что ж ты такую ерунду говоришь?!" – Кровь для обращения должна быть живей всех живых, нимфа Бекка.
- Значит нельзя, - странно, что в такую минуту, я думала не о мертвом ребенке под сердцем, а о Хейли с Эллайджей. Но Майклсоны не заслуживают счастья, даже если они - Хейли Маршал.
Мы с Калебом немного помолчали. Я пыталась переварить услышанное, а он покорно ждал, пока я перейду над пропастью неведения по шаткому канатному мосту пугающей, обрушившейся на меня сегодня всем своим весом, горькой правды.
- Однажды Эстер связала нас всех вместе заклинанием, но я не часть ее семьи, как быть с этим?
- Серьезно?
- Да!
- Бекка, ты меня пугаешь. С фасолиной под сердцем, ты еще какая часть ее семьи, я бы даже сказал: самая что ни на есть ключевая. Преемственность поколений в вопросе сохранения магической силы в рамках рода и вообще играет главенствующую роль, и каждый потенциальный ведьмак на 100% важнее ведьмака существующего.
- Э-э-э… - надеюсь, мое лицо было достаточно нечитаемым, чтобы Калеб осознал всю полноту замешательства, в которое он меня вогнал своей магической агнатско-когнатской чушью. Волшебник тяжело вздохнул, а значит, мой немой посыл достигнул цели.
- Я важнее моей матери в качестве носителя силы, потому что я могу ее передать дальше, а мать уже передала – мне. Но, мой будущий ребенок, даже в качества зародыша на самых ранних сроках, становится важнее меня, потому что он – последнее звено, за ним закреплена потенциальность продолжения рода. Фасолина под твоим сердцем – ведьма или ведьмак, чья роль важнее роли Эстер на земле. Посягнуть на потенциал семьи это… Как смертный грех для христиан, сила такого не прощает. А ты – чаша, в которой заключено будущее рода. Пока ребенок часть тебя, ты номер один для каждого магического прародителя земли, не только предков Клауса, любого духа связанного с магическою силой, и выбирая между Эстер и тобой, им не придется выбирать.
- А почему ты сразу не узнал, что я...
- Беременна? Не мой участок силы. Некоторые видят сразу, как ваша Аяна или Моник, это узкая специализация или просто одна из возможностей всемогущей, другим, таким как я, например, приходиться читать заклятия над женщиной, искать ответы на вопросы, но я и подумать, в общем-то, не мог, что нужно искать вот именно такое дело. Магического воздействия-то не было, вся возможная ерунда во вред ребенку прошла мимо тебя, осталась где-то под кустом в вашей деревне. А я вижу людей, а не кусты, так что отсуха, вредоносный код, стертая память, вампиризм - как я увидел, так и рассказал. Я ведь просил у Моник подсобить мне не с деткой, а с содержимым ментальной коморки. Видишь, как все обернулось…
- Мгм, особенно искренен ты был в моменте про память.
- Бекка, - Калеб встал и снова отошел к окну, похоже, это его привычка-паразит, как и широкие махи руками. - Помочь тебе на тот момент я мог только добрыми словами, дружескими объятиями и утешительным "ну, ну, не плачь, бывало и похуже". Я попросту не знал, что там закрыто, за этой ментальной дверью, и нужно ли тебе ломать замок. Не все на свете хочется запомнить, вашей семье, как никому другому, это известно, за тысячу-то лет на этом свете.
- И ты послал ко мне безумную Моник.
- Они с моей Давиной давно дружат. Я просто попросил, она не отказала. Вернулась с новостью 17-ти дней, - Калеб кивнул на стол, где поверху разбросанных бумаг, лежала эта самая записка от юной ведьмы, в которой сообщалось о том, что я... и какой у меня срок, - и очевидным выводом, о содержании забитой наглухо коморки за яркою картинкой с фальшивым очагом.
- А если бы там было нечто другое? Еще что-то, помимо этой части моей интимной жизни.
- Вот это уже нет, на каждую тайну по отдельному замку. Один пассажир на одно посадочное место, даже в гримуаре старой суки Эстер есть правила, которые не обойти, хоть в претцель завернись.
- Калеб, я ведь просила!
- Ты, ведь, не ведьма, Бекка, ты не понимаешь, что для нас всех значит поднять руку на родовой потенциал. Первые должны стоять горю за последних, а не пытаться убить их во чреве матери. Так что Эстер в моих глазах не просто сука, а кое-что гораздо пострашней.
- И что мне теперь делать? - Если позавчера я ощущала под ногами дно и дальше падать было некуда, то сегодня Калеб дал мне лопату и предложил копнуть поглубже ил, там, ниже, должен быть по плану Ад.
- Теперь ты должна кое-что решить о будущих событиях.
- Что именно?
- Ох, непростое это дело - ведьмы. Последняя всегда только одна, а первыми хоть пруд пруди, и я не фигурально выражаюсь! Понятно, что у вас с предками туже, тысячу лет последняя сидит в анабиозе, от ее первой даже праха не осталось под кустом, но есть ведь те, кто постарше, есть та, которая была первее всех - исход.
- Исход это конец, итог, а не начало.
- У смертных - да, а с ведьмами немножко по-другому дело обстоит. Сила приходит к самым первым не из крови матери или отца, не частью генокода, она идет извне. Потоки магии сливаются в одной в какой-то важной точке, особом месте на земле, и как итог - рождается Она. Или Он. Хоть я и не сексист, но чаще все-таки Она. И у Нее есть силы Места, она - его Исход. Вопрос Исхода и ее Места очень щекотливый, хотя бы потому, что в физика права: в одном месте прибудет только тогда, когда другое опустеет, этакие сообщенные сосуды для сверхъестественных существ. Исход берет от Места все, вот до последней капли силы, тем самым превращая его в Пустое Место. Но не для всех, а только для себя. Вот почему твои родители оставил свой дом и переехали сюда.
- Нет, тут ты ошибаешься, тогда была чума, у них погиб ребенок...
- Не то, чтобы я сейчас хотел назвать тебя блондинкой или погрубее, просто дурой, но в книжку по истории заглянь. Какая, к мантикоре, эпидемия чумы в Северной Европе в 10 веке? Ни проказы, ни тифа, ничего! За чем они уехали, Бекка, с родной земли, зажиточные люди, не рвань да пьянь какая? Или от чего бежали, более правильный вопрос? Я искал Исход для вашей детки и должен сообщить: Исхода у вас нет.
- То есть Эстер подбросил аист, обронил корабль пришельцев, она первый в истории робо-человек?
- Нет, она и есть Исход. В том месте, где родилась и выросла мать Клауса, она стала первым звеном в своей цепи. Учить ее вопросу родового превосходства над личными «фи», «фэ» и «фу» оказалось просто некому, она не знала, что сила, избравшая ее, таких вот выкрутасов по отношению к Последней не то, что не простит, а ополчится против дуры во всеоружии. Искажение щита Клауса на убийство матери - это не просто личная вендетта, это выход силы на защиту своей Последней. Или своего. А вдруг там, - Калеб улыбнулся, глядя на мой живот, - маленький мальчик, мини-Клаус, так сказать.
- Я одного, ты знаешь, не пойму: зачем ты дальше рвешь мне сердце? Какой... как ты там сказал, к мантикоре? Какой там, к мантикоре, мини-Клаус?! Я мертвая, у мертвых не бывает никаких детей, ни мини, ни миди, ни макси! Ни-ка-ких! И никогда...
- Это, конечно, да. Никаких и никогда. А вот на счет нигде, готов поспорить и по-взрослому поспорить, Бекка.
За всей витиеватой речью мага скрывалась какая-то деталь, которую он, кажется, даже успел озвучить, но я не осознала в тот момент особый смысл его слов.
- Пусто Место.
- Бинго! Снимаю комментарий о блондинке, в душе ты настоящий Шерлок Холмс. Пустое Место - это именно та точка, где любое из заклятий ведьмы - обычный набор слов, в котором силы как в листе покупок или меню МакДональдса. Другая ведьма, не из линии Исхода, там тоже испытает дискомфорт в работе с силой, но линия Исхода там ничто, и безразлично, когда было наложено заклятье - позавчера или в 10 веке, падет любое волшебство. Но, не навечно! Только там, шаг влево-вправо и все, эффект от пустоты растет за секунду.
- Так, значит, там я не вампир?... Там, откуда мой отец и Эстер, мне 1000 лет и я - прямоходячий труп?
- Тебе 17 лет, везде, всегда, но в рамках Места время продолжит ход, тебе исполнится 18, 19, да хоть 105, там ты сможешь умереть как человек, если захочешь. И там может родиться ваша детка.
- Которая, выйдя за круг, тут же умрет! Или впадет в этот... анабиоз!
- С чего бы, на полностью живой, просто очень маленькой детке тоже лежит заклятие Эстер, она сопутствующая ритуальная жертва, ничто из кубка Клауса не повлияло на нее как организм. И даже в отношениях с тобой не будет неполадок, отсуха действует на чужеродных особей, а детка на 50% ты, к тому же ведьма и волк не силами Эстер, а по крови. Да и чувство мать-дитя любой осколочный эффект отсухи подомнет. Так что в пределах Пустого Места твоя фасолина - обычный серый волк и ведьма без способностей, а за его пределами - гибрид и полноценная Последняя в цепочке Эстер.
- А другой ребенок тоже... Это я не для себя, я...
- Это сразу нет. Поочередность основной момент вопроса. Детка появилась ДО вампира, она была ребенком живых людей, любой другой ребенок - дитя вампира и если может существовать, то исключительно в пределах Места. И здесь шаг за пределы круга бессилия - не превращение в гибрида, а просто смерть. Такой ребенок - несуществующий объект, ошибка, которую в секунды удалят.
- Значит, моею кровью гибрида даже на Пустом Месте сделать не получится?
- Нет, в кругу это простая человеческая кровь, в обычном мире - кровь вампира. Гибрида можно сделать кровью Последней, как производной от твоей собственной крови.
- Ничего не понимаю. Если я - вампир, то... Как?
- Утомила ты меня. Сначала ты - мать детки, потом уже вампир. Вампиризация ее, как и Клауса, обратила в первородного гибрида, твоею кровью, а гибрид - не вампир, они нечто живое, застывшее в веках. Застывшее именно живым, не мертвым, как вампир. А стало быть, в венах Последней течет твоя живая кровь, способная создать гибрида.
- А дети?
- Внуки? У мальчика – возможно да, но что будет с таким ребенком – неизвестно, я бы поставил на историю с ошибкой, а не с хеппи-эндом, а вот у девочки – сразу нет, цикличность такова, что девочка должна прожить беременность. И сразу упреждаю вопрос с беременностью в рамках Места: то же самое, что и с детьми вампиров, она уже гибрид, ребенок считается ошибкой и будет уничтожен в нашем мире. Так что либо вы окопаетесь в этой пустоте, либо в итоге вас будет только 3 - папа, мама и ребенок. Вполне достаточно для долгой и счастливой жизни, а захотите умереть - есть адрес, где это можно организовать.
- Если мы умрем, умрут и все, кого мы обратили?
- Конечно нет, вы связаны магией Эстер, а в пределах круга магии нет, и все, что происходит с вами - лично ваше дело.
- Ты знаешь, где такое место? Для моей семьи?
- И мы вернулись к главному вопросу: что ты решишь о будущих событиях? Потому что есть нюансы. Первое: ты не будешь взрослеть и, выйдя из Места, вернешься в свои 17 лет. Это твоя фиксированная точка. С Клаусом иначе, он живой, каким зайдет, таким уже не выйдет, то есть сейчас ему за 20 и через, скажем, 17 лет, он станет 40-летним, у гибридов фиксации нет. Далее, детка - гибрид, в пределах Места растет, вне его - замирает. Твоя дочь может стать старше тебя, твой сын будет пенсионером, а ты школьницей 17 лет. Если ты умрешь в пределах Места, но твои останки перенесут, ты воскреснешь все в том же возрасте, в котором вошла в круг.
- И что ты предлагаешь?
- Оптимальный вариант? Ты рожаешь детку, она дорастает до определенного возраста - твоего или даже постарше, и вы можете вернуться домой, к папе, к дяде, к вечной жизни или отправитесь только вдвоем в любую точку земного шара, куда захотите. Будет твоей старшей сестрой или кузеном из Европы. Но, как обычно, у всего есть плата.
- Ник...
- Да, тебе придется заплатить такую цену. Готова?
- Да. – Нет. Я попытаю счастья, я должна дать Клаусу хотя бы шанс, а вдруг и он… ведь что такое возраст в сравнении с возможностью… с самой возможностью стать Ником с моего портрета! Стать Отцом! - Но одно мне, все же, непонятно, почему Клаус, сражавшийся с отсухой до последнего, с такою легкостью пропустил в себя забвение? С кодом все ясно – он непобедим. Со мною тоже, я – магический слабак, но он?
- Он не цеплялся за память о прошлом, он до последнего держался за любовь. В конце концов, мы все должны быть именно людьми надежды, как же иначе, Бекка? Разве бывает по-другому у горьких пьяниц, сумасшедших и тех, кто всей душою врос в объект своей любви?

Прослушать или скачать The Fray Little House бесплатно на Простоплеер

@музыка: The Fray - Little House

@темы: Калеб, Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

12. Ритуальные жертвы. Гибрид.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

12. Ритуальные жертвы. Гибрид.

- Софи, у тебя есть ровно 5 минут, чтобы сообщить мне, где на этот раз ушли в подполье остатки этой, похоже, непотопляемой собачей своры, иначе счастье, начиная прямо с этого момента, станет десятою дорогой огибать ваш укромный ведьмин уголок.
Через три минуты пришло сообщение с адресом в Вабане, еще одном городе - кусочке административно-территориального пазла, который, наряду с Каштановой Долиной, Вестоном и еще 10 себе подобными, образует мини-агломерацию под названием Ньютон, Массачусетс.

Эллайджа хотел пойти вместе, решить вопрос «семейно», но его желания меня сейчас мало волнуют, он должен был решать вопрос «семейно» - совсем иной, не умиленный и полный душещипательной тоски, смысл я вкладываю в это слово! – еще вчера, вместе с Ребеккой и своим карманным волком, а не рассекать по штату как одинокий рейнджер в поисках ответов на субстанциальные вопросы, которыми мог всерьез задаться только такой изысканный тюфяк как наш Эллайджа: «Почему волки напали именно на нас? В чем их резон, что движет этой силой?» Восхитительно! Пока одни входили в транс, в поисках прошлых наслаждений, или искали озарений на извечные и неизменные «отчего да почему?», Ребекка вместе с Хейли Маршал вполне себе «семейно» отразили неожиданный удар и, в качестве ответной меры, нанесли существенный урон волкам из стаи некоего «Оливера, альфа».
Эллайджа сообщил, что «сестра ранила его смертельно, но, к сожалению, так и не смогла довести дело до летального исхода», и что в итоге он, с несколькими уцелевшими приспешниками, сумел сбежать.
К сожалению.
Как много в этом положении вещей общего с тем чувством, что сейчас зудит во мне, ежеминутно побуждая разодрать грудину от горла и до живота, чтобы вырвать из себя как корень сорняка из благодатной почвы одно единственное слово – «сожалею». В моей, бесконечное количество раз переигранной, шахматной партии с жизнью после смерти фигуры впервые выстроились в пат: маг не соврал, этим утром Ребекка покинула не только дом Эллайджи в Вестоне, но и штат заливов Массачусетс, а к вечеру, возможно, оставит в прошлом США.
Я голоден, но во рту стойкий привкус крови и желчи, во рту финальной нотой расплывается горький привкус чувства, что я уже, прямо сейчас, бесславно проиграл.

Мобильный лагерь оборотней оказался заброшенным кладбищем подержанных автомобилей, облагороженном владельцем названии обычной свалки покореженного металлолома.
Ночи в Ньютоне, будь то Ньютонвилль, Дубовый склон или Вабан, образцово-показательный пример степенной пригородной жизни, здесь в 23.00 все уже спят или, в случае бунтарского протеста против системы, читают книжные новинки при тусклом свете настенного комнатного бра, при этом не забыв задернуть поплотнее шторы спальни. В такие ночи тишина и темнота безлюдных улиц – твой лучший друг.

Оборотни скрывались, зализывая раны после вчерашнего побоища на Ивовой дороге, так что на лишний шум от них рассчитывать не приходилось, но не могли же они вовсе не дышать! Вот так их рефлекторная естественная жажда жизни привела к ним неизбежность смерти в моем свирепом и безжалостном лице.
Всего их было пятеро: один сопел поближе, трое других дышали ровно в глубине этой помойки, последнее дыхание, пятое по счету, хрипело и постоянно прерывалось, что ж, Ребекка определенно пробила альфе как минимум одну из долей легких.

Первый волк стоял на карауле у развалившегось темно-зеленого пикапа без колес. Нужно было всего-то и свернуть его хрупкую человеческую шею, но демонам, скулящим и скребущимся внутри, хотелось шоу покровавей, гнусной феерии из рваных ран и раздробленных в труху костей. Каждый развлекается по мере своих умений и потребностей души или ее отсутствия как таковой.
Схватка все равно оказалась жалкой и до нелепого недолгой, как прикажите сойтись в бою на равных с тем, кто настолько слаб и перепуган? А играть в поддавки со всяким мелким сбродом совсем не весело и никогда не входило в мои широкие, но не настолько же, приоритеты. Противник должен трепетать перед моею мощью, силясь держать удар или бросаясь в бой с улыбкой обреченного безумца. А здесь что? Я стиснул горло волка всего двумя пальцами – большим и указательным, без усилий оторвав от земли и легко удерживая на весу трепыхающееся тело. Он не мог кричать, воздуха не хватало, но злобный сип, все же, доносил до моих ушей его проклятия – предсмертную агонию помутившегося рассудка:
- Убьешь нас-с-с - появятся новые, и знаешь что-о-о, сколько бы новых нас-с-с ты не убил, сам ты ос-с-станешься точно таким же, неиз-з-зменным. И это ведь не че-е-ертова с-с-стабильность, ты застрял, чува-а-ак, ты окончательно зас-с-стрял совс-с-сем один на целом с-с-сраном с-с-свете. Ни с-с-стаи не нажил, с-с-семьи не с-с-сохранил, ты неприкаянный бес-с-схозный с-с-сукин с-с-сын! Хотя, зачем я это г-г-говорю, ты с-с-сам ходячий гимн с-с-своей ущербной...
Голова оборотня покатилась по асфальту, оставляя за собой темно-багровый влажный след. Партия в кровавый боулинг открыта моим первым страйком. Один болтливый волк пошел, осталось четверо других до кубка кубков.

Когда я вышел к небольшой площадке, окруженной грудами, наваленных друг на друга, изношенных и насквозь проржавевших, отъездивших свое автомобилей, на которой подыхал тот самый альфа Оливер, еще два оборотня ринулись в атаку. Первого из них я просто таки сломал пополам, вырвав рукой и преломив в, сжатой в кулак, ладони позвоночник в области между поясницей и крестцом. Другому пришлось вырвать сердце, не мой прием, но раз Эллайджа так жаждал семейственности в этом деле, то я решил заочно репрезентировать его неповторимый стиль в этом избиении песьих младенцев. Еще один волк, тщетно пытаясь отбить у меня тело своего «бессердечного» товарища, отделался легким переломом руки и со скулежом убежал куда-то вглубь металлической помойки. Оливер, а остался здесь только он, мой бедный бледный визави, с трудом встал со своей лежанки из старых потертых покрышек и какой-то, засаленной машинным маслом, рваной белой тряпки.
- Пришел…
- А были сомнения на мой счет?
- Ни малейших. Я знаю тебя, я очень хорошо тебя понял за этот год, безродная ты шваль, Никлаус – полное ничтожество – Майклсон. Я ведь не кто-то чужой, со стороны, я ведь твой хреноюродный племянник, дядя Клаус – вшивый ведьмин бастард.
- Сейчас я должен заплакать и прижать тебя покрепче к небьющемуся сердцу, застывшему в груди? Да хоть мой покойник-отец, самолично восставший из ада и забежавший на родственный огонек! Это у нас сейчас – не беседа, я пришел вас убить и в течении максимум четверти часа я всех вас убью. Хэппи-энд.
- Но стаей ты так и не завладеешь! Мы не достанемся тебе, подонок! Каждый из нас предпочел смерть служению такому вонючему исчадию преисподней как ты! Мы умрем, но не примем тебя нашим альфой!
- Болевой шок, не иначе, сейчас говорит вместо тебя этими анемичными дрожащими губами. Меня никогда не интересовала стая моего отца! Я даже не знал, что она до сих пор существует!
- Конечно, как же иначе, именно поэтому твоя «сестра» рисует его портреты! Вообще без палева, гибрид! И сам ты совершенно случайно оказался на нашей территории: Ньютон, Бостон.
- Да, убогое ты создание, совершенно случайно. Я не к вам приехал, я приехал за своей сестрой. Помнишь ее: блондинка, пырнула тебя вчера ножом для писем аккурат меж ребер, только вот пьет многовато, вербены не выносит, а ты ведь на вербене бурбон ей настоял, и кровь у нее такая: холодная, бархатно-густая, а на вкус как молодое божоле, с легкой металлической кислинкой. Это ведь именно ты порвал горло моей сестре Ребекке, тогда, у грязного бостонского паба «Шиповник чего-то там», правда, племянник? Твоя стая за это уже заплатила, остался только ты и тот жалкий трусливый щенок, прячущийся за обломками Мустанга. Рука не болит, псинка? Слышишь меня, я приду за тобой, хоть под землю волчком крутонись – я приду по твоим же следам и убью всех, кого ты любил или только полюбишь, я сожгу твою норку, а после проткну поочередно каждое легкое, и буду с упоением смотреть, как ты умираешь в агонии, жадно хватая, осклабившимся в муках, ртом холодный бессмысленный воздух. Выходи и умри как мужчина или беги, но помни – я приду за тобой!
Оливер взревел.
- Ну да, а как же! Твоя сестра Ребекка! Сестра «с чертовски приятной на вкус густой бархатной кровью»! Прежде, чем пойдешь жечь нору Джека, послушай-ка себя, богомерзкий полукровок!
- Двух смертных приговоров не выносят, так что можешь говорить все, что захочешь, я разрешаю, но помни: это твои последние слова.
- Чувак, она же твоя сестра! А ты, угрожая нам смертью, сам мысленно дрочишь на ее кровь, на свою собственную кровь в ее жилах! Это просто блевать что за…
Из-за багажника Форда выскочил, обезумевший от боли в, расщепленной в районе дельтовидной бугристости, руке, Джейкоб, он оскалил зубы и бросился на меня.
Я не стал претворять в жизнь обещание медленной смерти, а легко оторвав волку болтающуюсь руку, воткнул ее острием аккурат между плотно сведенных бровей, пробивая хрупкую глабеллу одним метким ударом и симметрично рассекая лобную кость, до кровавого месива разодранной плоти вгоняя ее в череп Джейкоба и даруя мгновенную смерть. В конце концов, мы ведь из одной волчьей стаи, нужно быть милосердным к своим братьям меньшим.
- Ублюдок! Сраная мразь! Джек!!! Зачем? Нужно было бежать… Пока этот урод будет мысленно камасутрить сестру во всех доступных позах, как течную суку драный кобель, ему было бы не до тебя…
- Последнее слово оглашено, - я выдернул изо лба Джейкоба, как из подтаявшего куска сливочного масла, свою новую любимую игрушку – сломанную в плече руку, с торчащим из нее острым обломком трубчатой кости. Неживая метательная рука подкосила Оливера, как фрисби сшибает собаку – на лету, и лежа на спине в луже крови своих мертвых друзей, бывший альфа, теперь уже подчистую перебитой Майклсонами стаи, харкал кровью (Ребекка все-таки очень удачно попала ножом ему между ребер), продолжая шипеть, распыляя свой яд:
- Убей меня, сучье отродье! Давай же, вырви сердце или сожри через ухо мой мозг, ни хрена ты счастливей не станешь, ублюдок. И сестра твоя, с бархатной кровью, только на перепихон с тобой и согласна, на кой черт ей пускать такую елдоголовую ошибку природы как ты, дядя Клаус, в свое мертвое телочье сердце? Она бросила тебя, даже она, родная сестра! Разве ж это не анекдот! Ты такая бездушная тварь, что даже твоя тень сказа – пшел нах! – Оливер смеялся комками запекшейся крови, убила его без сомнений, Ребекка, мой удел – просто добить, хотя бы из сострадания. – Скажи привет онанизму, хероюродный дядя, твоя тетя купила билет далеко-далеко, лишь бы свалить подальше от тебя, будешь теперь гонять лысого в бежевой спальне, один как тот х-х-х… - хрипел подыхающий альфа, - …ер между ног. Хотя, такому псу как ты всякая сучка для случки сойдет, подберешь себе телку под… эхэ-хэ-хэ-х-х-х…
Пламенная речь Оливера внезапно оборвалась.
Шишел-мышел, последний волк из стаи вышел.
Вожак, истребленной под корень стаи отца - безымянного любовника Эстер, истекал кровью посреди раскуроченной свалки, распластавшись осенним опалым листом у моих ног, но его слова, ядовитые как стрелы коренных народов, уже делали свое грязное дело – разъедали изнутри.

Ребекка долго не отвечала на звонок, и в нетерпении слушая протяжные гудки, я все придумывал и передумывал слова и фразы, которые скажу ей, услышав в трубке:
- Да?
- Ты соврала мне, - вырвалось спонтанно. Но разве вся на свете суть вещей не в том, что младшая сестра мне соврала? Какой вопрос важнее этого - планета или нет Плутон?
- О чем?
- Ты уезжаешь!
- Наверное, да, соврала.
- И про картину... Я видел картину с отцом… Мне жаль, что я… - Что я что? То самое сучье отродье, которое, повалив тебя на ступеньки в приступе бешенства, сделало именно то, о чем целую четверть часа плевал обсценными словами и лютой злобой гнилой Оливеров рот? Что я не похож на мужчину с картины, где другой я, живой и другой, держу на руках крепко спящего кроху-младенца? Что я пообещал – мы уйдем, мы будем счастливы, и вот мы вдвоем в штате Массачусетс, оба в крови от макушки до пят, возвышаемся посреди кучи тел, и на счастье все это даже слабо, на сотую долю процента, не похоже, с какой из сторон не смотри? Что не будет у нас с тобой крохи, потому что ты труп, а я волк, вымерший изнутри? Мне жаль, что нигде, даже в твоем сладком рту, не осталось места хотя бы для имени того Ника, которым я был и которым мне больше не стать никогда.
- Лучше бы ты ее сжег, нет в ней счастья, одно средоточие боли и… - голос Ребекки заглушил громкий гул, похожий на звук тромбона, который приложили раструбом к уху и подули во весь объем легких в мундштук.
- Что это за звук, Ребекка?!
- Это мой корабль дал гудок. Прощай, Ник - вместо голоса Ребекки несутся быстрые короткие гудки.
И сердце оборвалось.

- Это ведь кровь? Знаешь, я мог бы тебя принять и после того, как ты примешь душ и смоешь с себя чей-то костный мозг, да-да, вон там, на левом рукаве. Но, в любом случае, преодолевая тошноту и омерзение, я готов услышать твой ответ: какую из дорог ты выбираешь? Сестра… то есть, Ребекка или власть? Чего ты хочешь Клаус, кого ты пришел попросить о милости, кровожадный нетленный Парис: Афродиту или Геру с Афиной?
- А если я хочу сразу все?
Калеб рассмеялся над моими словами. Впервые, глядя на меня, перепачканного в чьей-то крови и костном мозге, человеку смешно. Что ж, видимо этот волшебник – действительно большой оригинал.
- Не сомневаюсь, что хочешь. Вернее, очень сомневаюсь, но верю, что ты настолько серьезно заблуждаешься в самом себе и своих подковёрных мотивах, что не в силах отличить «пусть будет» от «очень хочу». Ты не видишь разницы, Клаус, но это ведь не значит, что ее нет. Когда ты не можешь заполучить то, чего бы хотел, ты начинаешь хотеть то, что можешь заполучить. Но, когда это видишь вот так, на раскрытой ладони перед лицом, понимаешь – не то. Ты глубоко, но я верю, что вполне поправимо, травмирован этой фрустрацией, Клаус. Ты выжал свой максимум власти, а вкус оказался травою трава. Ну, зачем тебе власть? Победить в голове демонический образ отца? Он настолько владеет тобой даже после бесславной кончины? Ты само слово «власть», случайно или весьма умышленно, расшифровываешь превратно. Какую тебе власть подать? Чем ты хочешь обладать? Ты можешь стать владыкой Массачусетса, Америки, Вселенной – дальше что? Каков твой план на жизнь, которая, по твоим меркам, удалась? Влюбишься в наивную голубоглазую блондинку? Дежавю такое дежавю, что глазам больно смотреть.
- Я что, правда, похож на человека, который пришел к тебе поговорить о блондинках?
- Откуда мне знать! Я что, ваш семейный консультант? Найдите психоаналитика, к нему и ходите как к себе домой. Я волшебник, а не мудрый наставник всех заблудших овец в сильно поношенных волчьих шкурах! Если ты пришел не затем, чтобы озвучить свой выбор, то что привело тебя - снова! – в мой дом?
- Ребекка нарисовала портрет, мой, с маленьким ребенком на руках, совсем младенцем. Сегодня я спросил ее, почему она соврала мне, называя полотно портретом моего отца. Но Ребекка ответила только, что нет в нем счастья, в полотне, одно средоточие боли и что-то еще, тут нас прервал пароходный гудок. Что еще, ведьмак Калеб? Почему именно после этих самых вот слов, сестра, внезапно, снова назвала меня Ником? Что на самом деле значит этот портрет, чароплет?
- Понятия не имею, о чем ты.
- Не ври мне, ведьма-мальчик!
- Ведьма-мальчик?! Да ты поэт, а не художник, Клаус.
Я подскочил к мальчишке, отшвырнув в сторону его письменный стол, и, схватив за шиворот белой футболки без рукавов и принта, прижал его к тонкому листу сплошного стекла в панорамном окне с видом на задний двор.
- ГОВОРИ!
- Насилие решает не все, гибрид. Я предложил тебе три дороги, будь добр, выбери одну и будем говорить.
- А ты, будто, не видишь сам, мальчик-ведьма, что я уже выбрал!
- Что ж, пусть. В конце концов, в жизни для каждого однажды наступает пора взрослеть. Стол на место поставь и садись, поговорим.

Прослушать или скачать Kid Cudi I Hear Them Calling Me бесплатно на Простоплеер

Прослушать или скачать Serj Tankian - Goodbye Gate 21 бесплатно на Простоплеер

@музыка: Kid Cudi - I Hear Them Calling Me (Tristeza Dubstep Remix); Serj Tankian - Goodbye - Gate 21 (Rock Remix)

@темы: Калеб, Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

Другие

@темы: Хейли, коллажик, "Ритуальные жертвы", Эллайджа

---

11. Ритуальные жертвы. Другие.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

11. Ритуальные жертвы. Другие.

- И что же вы делали все это время? – Эллайджа с интересом, но без особого удивления рассматривал обстановку гостиной, по которой пронесся безжалостный и более чем смертоносный ураган имени его «милых дам».
- Отмывали кровь и разбивали розовые клумбы, как две Золушки из мира вечной тьмы. Упреждая твой вопрос, отвечу коротко - адреналин.
- Восхитительно, - вот и все, без лишних ненужных расспросов подытожил Эллайджа.
- Расскажи ему, что ты уезжаешь, - Хейли таскала из кухни на задний двор охапки тонких темно-зеленых веток, усеянных шипами самых разнообразных форм – будущий розовый сад.
- Хейли, бывают ведь розы совсем без шипов, - Эллайджа заметил на рукавах и бортах рабочей куртки Хейли несколько небольших темно-красных пятен – следов от уколов розовых терний.
- Розы без шипов - для слабаков, - вампир не поверил своим глазам - волчица подмигнула Ребекке!
- Я так понимаю, вы, наконец-то, сошлись характерами вопреки мириадам довлеющих противоречий?
- Разлука сближает Эллайджа, разлука сближает, случается, что и авансом.
- Да, Эллайджа, вот иногда вспарываешь желудки трупам, чтобы не всплыли весной, и понимаешь, что соучастница твоя – отличный вампир, душевная и с очевидною пометкой «безопасность» во весь лоб, - добавила Хейли, плотнее перехватывая руками очередной соскальзывающий пакет с розовым саженцем.
- Тогда почему же ты уезжаешь, Ребекка?
- Клаус.
- А у вас, Майклсонов, похоже на все вопросы один ответ – Клаус.
- У «вас», Хейли?
- Ладно, берите в долю и меня! У нас, Ребекка! У нас всего одна проблема – Клаус, твой, между прочим, младший брат, Эллайджа!
- Когда я успел стать виновным, я даже не заметил, как пики копий обернулись против меня!
- Древняя женская мудрость гласит: у кого пенис – тот и виновен! Ребекка подтвердит, - Хейли вынесла из дома последний куст.
- Подтверждаю, - улыбнулась вампирша.
- И ты, сестра, снова готова пуститься в бега?
- Теперь все иначе, Эллайджа. Теперь это не побег ”от”, это гонка “за”, в этот раз я не убегаю.
- За чем же ты пускаешься вдогонку, сестра?
- Пусть будет за счастьем, - Ребекка ушла от ответа. Зато рассказала урезанный вариант истории с кровью и Эстер, упустив часть с коморкой забвения и ее сугубо личным наполнением, бледнеющему от слова к слову Эллайдже. – Вот такая грустная сказка, дорогой старший брат.
- Вам вместе невозможно жить в мире из-за матери, теперь я это понимаю, а врозь? Вы будете счастливы врозь?
- Надеюсь, что да, Эллайджа, всем сердцем на это надеюсь.
- Никогда бы не подумал, что наша мать способна на такое…
- Она убила Татью ради ритуала. Тебя действительно ошеломляет новость о том, на какие крайности была готова пойти Эстер?
- Как я мог забыть о Татье…
- Куда не поткнись, там нагадила мать.
- Воистину, наши родители - пара, каких поискать.
- Не надо, - с заднего двора прокричала волчица.
-Прости, что, Хейли?
- Не надо вам искать такую пару, как ваши muy loco родители. Спящий дракон пусть и дальше поспит. У них абонемент на самые горячие котлы в аду, и там им, уродам, самое место.
- Устами младенца, Эллайджа, устами младенца.
- Ты точно не хочешь остаться, сестра?
- Я точно не могу, - Ребекка подошла к двери во двор и плотно притворила распахнутые настежь створки. – Теперь о важном: не все оборотни убиты, кое-кто сбежал, их альфа Оливер ранен, но все же жив, так что…
- Я разберусь с этим, Ребекка.
- Отлично. – Вампирша понизила голос до шепота, продолжая. - Скажи мне, Эллайджа, когда вы планируете решать вопрос с превращением Хейли в гибрида?
- Подобное, увы, практически неосуществимо, но ты и сама об этом знаешь, сестра. Так что мы с Хейли просто живем сегодняшним днем как днем самым последним, пытаясь не думать о будущих бедах как о чем-то неизбежном и не акцентировать слишком много внимания на столь неутешительных прогнозах.
- Когда в нашей семье перестает концентрироваться или того страшнее, думать, сам Эллайджа, это значит, что настал черед думать кому-то другому, хотя бы его младшей упрямой сестре.
- Позволь узнать, где ты найдешь еще одну Петрову, Ребекка? После смерти Катерины...
- Я не хочу, чтобы ты размышлял над тем «как», а всего лишь прошу: определитесь да или нет. И, если ваш общий ответ будет «да», то тогда мы все вместе, Эллайджа, определимся с вопросом «когда». Пережив трансформацию, твой волк станет вечным. Я думаю, что это крайне важно для тебя, а ты, как никто другой из нашей, насквозь прогнившей семьи, заслуживаешь счастья, благородный старший брат.
- Чьей будет эта кровь, Ребекка?
- Иногда, дорогой Эллайджа, малые знания лучшее средство отринуть печаль.
- Ребекка...
- Эллайджа, мне 18 на вид, но не забывай, что я столь же древний вампир как и ты сам. Всему свое время, всему свое время, Эллайджа. Я дам о себе знать, когда-нибудь я обязательно дам вам о себе знать.
Ребекка поцеловала Эллайджу на прощание в щеку и, снова распахнув настежь дверь, вышла на лужайку возле парка - будущий розовый сад, чтобы сказать «пока» волчице Хейли Маршал, копавшейся в свежеразрытой земле на овальных клумбах, которые прошлой ночью они собственноручно разбили у дома.

- Почему она уехала? Она сказала тебе правду? – вампир помогал Хейли с высадкой будущего сада белых, красных и пепельно-лососевых роз.
- Есть в жизни такие уникальные в своей нелепости моменты, о которых предпочитают писать в дешевых книгах о любви, когда причин расстаться нет, но и держаться дальше друг за друга невозможно. На чистом и прозрачном горизонте над неподвижной гладью океана ни облачка, ни ветерка, но все они - причины - ниже, глубже, под водой, ежесекундно разъедают изнутри и ты, как героиня затрапезного романа, с тоской и грустью признаешь, что дальше вместе вам, увы, не плыть.
- Думаешь, действительно Клаус? Но, она с ним счастлива, любит его даже когда он, верховный предводитель всех мерзких гоблинов и кровожадных орков, ведет себя с ней попросту ужасно, ломает шею или врет о чем-то важном.
- Чтобы любить такого человека, каким стал Клаус за эту жизнь, нужно, и правда, с ним срастись без страха, без оглядки, по живому, но наступает тот момент, когда дальнейшая любовь нуждается в полном разрыве этих связей, и ты должна рвать целое на части, чтобы просто сохранить свою любовь.
- И подростковый сериал стал мексиканской телемелодрамой. Вы, Майклсоны, похоже, двигается только строго вниз, и гасите пожар атомной бомбой, чтоб наверняка.
- Возможно, ты права. Подать тебе тот куст, Хейли?
- Сама возьму. И кое-что добавлю к аккуратно закругленной тобой теме: Эллайджа, я не хочу показаться невежливой или, что страшнее, неблагодарной, но даже я поняла – твоя сестра что-то задумала, а все эти пошлые истории любви, которая должна расстаться, чтобы выжить – это какая-то ерунда, верить в которую – себя не уважать. Я глупая, я с трудом закончила старшую школу, а колледж и разные юридически-медицинские школы определенно не для меня, но я ведь и не кромешная дура. Не спорю, жизненный опыт – это замечательно, но он не каждому может достаться в таком объеме как тебе или Ребекке, некоторые просто проживут свой век и попытаются быть, ну, я не знаю, счастливы. Но ты так долго, действительно долго, делал вид, что все у вас дома в полном порядке, что разучился зрить в корень и видеть за мишурой суть. И ты ничего не рассказал мне о Коуле с Финном…
- Откуда ты знаешь?
- Ребекка. А еще она мне сказала, что ты – менее монстр, чем Клаус, но, тем не менее, монстр.
- Ребекка права, несмотря на этот костюм и вычурную, грамматически сложную речь, полную атавизмов, я едва ли отличаюсь от Клауса сутью.
- Ты лучше него!
- Нет, очень хотел бы, но нет.
- Значит, все вы погрязли в болоте, кроме тех мертвых братьев, о которых нельзя говорить?
- Почему же нельзя, очень даже можно, только зачем? Даже мертвые братья – неотъемлемая часть болота, которым за тысячу лет обернулась жизнь нашей семьи. Все, что сказала Ребекка – все правда, я подтверждаю каждую букву из ее слов.
- То есть, однажды я стану ею, такой как Ребекка, осяду на дно?
- Пожалуй, осесть до ее ватерлинии тебе будет трудно, ведь я, хоть и монстр, но менее монстр, чем извечный моральный ориентир Ребекки – Клаус. Но, если останешься здесь, рядом со мной, то неизбежно станешь хуже в пересчете на обычную земную мораль. Вчера ты заколола человека, а сегодня сажаешь розовые кусты – и где же та грань между хладнокровием Маршал и равнодушием Майклсон, отрезающая твой сложный, но праведный путь от нашей дороги ко дну, ведущей строго в болотные топи? Где ты сама, недрогнувшей рукой, проведешь эту воображаемую линию – все еще перед собой или все-таки после себя?
- Я сказала ему «я - Хейли Майклсон, собака»…
- Кому?
- Альфе Оливеру, которого Ребекка пырнула ножом для писем, который чуть позже я выдернула из него, чтобы нанести больше десятка колющих ударов в шею его друга. Даже слепому понятно, что линия эта уже здорово после меня.
- Это огорчает тебя, Хейли?
- Я состарюсь и умру.
- Прости, что?
- У меня нет в запасе вечности, я не смогу стать вампиром, так что я очень быстро состарюсь и скоро умру, ты даже не успеешь моргнуть, как я вот – сажаю кусты и вот меня нет, я часть субстрата, в земле под кустами, Хейли Маршал - компост.
- Ты хотела бы разделить со мной вечность?
- Да кого здесь волнует, чего я хочу?! – Хейли со злостью швырнула миниатюрной лопаткой в сторону дома, вгоняя ее по самое древко во влажную рыхлую землю.
- Меня.
- Конечно, поэтому мы полгода искали твоих брата и сестру, вместо того, чтобы просто нормально жить как… я не знаю… семья.
- Ты жалеешь о том, что отправилась вместе со мной в этот путь?
- Нет, Ребекка оказалась вполне себе сносной, Клаус в который раз подтвердил что он Клаус и этим словом сказано все, а убивая этого дикого волка, я думала «получай, получай!», так что пункт «нормальной семьи» должен быть исключен из нашей раскладки, мы не соответствуем его требованиям в необходимом объеме и полным составом «семьи».
- Хейли, - Эллайджа поднял волчицу на ноги. Коленки ее джинсов были перепачканы в земле, руки дрожали, пальцы комкали манжеты рукавов потертой рабочей толстовки. – Ты хочешь разделить со мной вечность?
- Это все равно невозможно…
- Да или нет?
- Тем более, я даже не знаю, хочешь ли этого ты, или я просто навязываюсь со своими…
- Я хочу, я очень хочу! Хейли Маршал, ты согласна стать гибридом, подарив мне вечность жизни с тобою вдвоем?
- Я – волк, я не бегаю по мужикам. Да, я совершала ошибки, один твой брат сойдет сразу за сотню, но сделав выбор – я не отступаю. Я никогда не отступлюсь, Эллайджа, вечность передо мной или всего лишь полторы минуты на последний, предсмертный поцелуй, ты должен знать, что даже дряблою морщинистой старухой я не отступлю! Не на ту напал! Но прав на вечность вместе у нас нет, нет способа соединить такие несоизмеримые дороги!
- ХЕЙЛИ!
- Я хочу! Ты доволен? Я – хочу! Я хочу полететь с тобой в космос, на Венеру или Альфа-Центавру, я хочу наблюдать, как растаявшие ледники изменят географию мира, как власть захватит Китай, а потом кто-то захватит Китай, не знаю, Венера или Альфа-Центавра! Я хочу, чтобы в день, когда Солнце взорвется, ты взял меня за руку и сказал «Хорошее было шоу! Надо бы после нового Большого Взрыва снять римейк с нами же в главных ролях!», а потом будет твой коронный джентльменский сдержанный поцелуй, яркая вспышка и финальные титры для тех, кто смотрит на нас всех в телескоп с какой-нибудь Альфа-Кентавры. Я хочу разделить с тобой вечность вдвоем!
- Вспышки не обещаю, но все же, - поцелуи Эллайджи – особое дело, первородный вампир никогда не берет, он дает и дает очень щедро, прижимая холодные губы к слишком горячим губам распалившейся Хейли. Но Хейли Маршал устала целовать степенного джентльмена и, обвив перепачканными руками шею вампира, зажатую в белоснежный, жестко накрахмаленный, воротничок свежей рубашки, она тоже решила кое-чем поделиться. – Кажется, я видел вспышку.
- Я тут же отозвала бы заявку на вечность, если бы ты ее не заметил!
- Что ж, я полагаю, мы приняли решение – ты должна стать гибридом.
- Теперь осталось написать письмо Санта Клаусу, очень-очень сильно хотеть, и тогда…
- Нет, боюсь, что рекламный бородач корпорации Coca-Cola нам ничем не поможет. Так что теперь все надежды на загадочный план моей младшей сестры.
- План Ребекки?
- Она сказала, что если мы примем это решение вместе, если наш общий ответ будет «да», то она благодушно поможет нам воплотить его в жизнь.
- Так ты знаешь, что задумала Ребекка?!
- Боюсь тебя разочаровать, но в детали она меня не посвятила, лишь наметила все в крайне общих чертах: однажды она выйдет на связь и сообщит, в случае утвердительного ответа на вопрос «да или нет», время и место той встречи, после которой вечность станет неотъемлемой частью тебя.
- Значит, мы, в свою очередь, из благодарности за этот будущий подарок, будем уважать ее секрет.
- Что я слышу, ты ли это – Хейли?
- Еще какая я, просто, похоже, мы - девочки этого безумного семейства, действительно должны держаться общей линии сюжета. Так что, да, мы с тобой, Эллайджа, будем как очень хорошо воспитанные зайчики из детской сказки уважать все секреты твоей ветренноголовой младшей сестры, каким бы полным идиотизмом не обернулась вся эта история с Клаусом. Снова. Или правильно будет «опять»?
- История с Клаусом?
- Я не знаю, куда направляется Ребекка и зачем, эти моменты мы и должны, видимо, уважать, но я точно знаю, убегая от Клауса, она всегда тайно хочет, чтобы он тут же сорвался с места и побежал следом за ней.
- Он и бегал…
- Нет-нет! Не затем, чтобы вернуть в лоно семьи, а за ней как за ней, чтобы там, где осядет она, пустил корни и он. Знаешь, как в Библии «вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою: ибо взята от мужа. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть».
- Это отрывок из Книги Бытия.
- Нет, Эллайджа, это немой крик из души вашей Ребекки, и всякий с ушами – услышит ее. Это все, чего она хочет от Клауса: беги за мной, чтобы я, наконец, отдала тебе все, всю себя. Кажется, такое положение вещей, называется «полной победой».
- Жаль, что мой брат напрочь лишен твоей остроты волчьего слуха, Хейли.
- Так уж и напрочь! Он, хоть и всего лишь наполовину, но все-таки волк. До него, Эллайджа, просто намного медленнее доходит.

Прослушать или скачать Muse Follow Me бесплатно на Простоплеер

 

Прослушать или скачать Something's Gotten Hold Of My бесплатно на Простоплеер

@музыка: Muse - Follow Me; Gene Pitney - Something's Gotten Hold Of My Heart

@темы: Хейли, "Ритуальные жертвы", песня к главе, Эллайджа, Ребекка

---

10. Ритуальные жертвы. Гибрид.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

10. Ритуальные жертвы. Гибрид.

- Мне нужен адрес волшебника, с которым общалась Ребекка!
- А мне нужен адгез Гудвина, такой зимпатичный мужчинка и не женат!
Софи молча провела меня в гостиную. Время взаимной вежливости истекло.
- Я похож на того, кто пришел сюда глупо шутить?
- Ты похож на того, кто пгишел зюда з пгозьбой «а дозтань-ка ты мне Зофи то, не знаю именно что, но чтобы большое з маленькой лямкой от уха до уха вмезто гта, мегтвое, но не дольше 3 чазов ночи, и отзывалозь на имя Матье».
- Значит, Матье?
- Oh, mon Dieu! Да хоть Жегом! Откуда мне знать его имя? Это не кучка обоготней, это колдун, езли вегить твоим же зловам, а колдуна не отыщешь в Желтых Зтганицах, бегло пголистав газдел «Волшебзтво». Даже маг-идиот зтавит защиту!
- Так сломай ее!
- А еще что? Войну объявить никому мне не надо, метнув томагавком в кого попадет?
- Софи, у нас гости или это клиент?...
В гостиную вошла бледная девчонка, совсем коротышка и чем-то похожа на ведьму Софи.
- Моник, выйди вон!
- Теть, ты чего?
- Моник! Немедленно выйди!
А вот и мой веский аргумент подоспел. Схватив племянницу ведьмы за тонкую шею, я сдавил ее совсем немного, для пущей острастки Софи, только чтобы глаза Моник полезли из орбит, а несговорчивая ведьма поняла – я пришел к ней не шутки шутить. Визуальные эффекты лучше всего стимулируют мозговую активность.
- Отпузти ее, Клауз!
Моник пыталась что-то шептать, но я сжал ее горло сильнее, так жестко, что каждое слово молодой ведьмы застревало в перехваченной пальцами глотке, отражаясь лишь пеной слюны на синюшных губах.
- Поспеши, а не то рука моя дрогнет, а там асфиксия, кислородное голодание и быстрая смерть.
- Отпузти ее! Она же гебенок!
- Она – да, а ты – нет. Адрес колдуна. Сейчас.
Софи побежала к сумке, стоявшей в прихожей, и, схватив телефон, принялась что-то писать.
- И что это значит?
- Езли он газгешит, я зкажу.
- Ты что, боишься его больше, чем меня?!
- Пгедзтавь зебе.
Мобильный телефон Софи тихонько завибрировал.
- Он зогласен. Вот его адгез: Каштановая долина, улица Валентина, дом 224. Он уже ждет. Отпузти Моник!
Я разжал руку, пополотневшая от удушья, девчонка упала на четвереньки, жадно хватая ртом воздух и рискуя захлебнуться собственной слюной. Как будто мне не плевать.
- Кого спросить, когда прибуду к месту встречи?
- Il s’appelle Калеб, - бросила мне Софи, обнимая за плечи Моник.
- Калеб. Хм-м-м. Пусть будет Калеб. Счастья этому вашему… дому, Софи.
Моник неровной походкой, опираясь трясущимися руками о стены дома, вышла из комнаты, направляясь, скорее всего, в ближайшую ванную – умыться, водички попить, осмотреть длинные кровоподтеки, избороздившие шею от подбородка до самых ключиц.
- Brules-en Enfer!
- Уже, и довольно давно, ты разве не чувствуешь запаха серы, смолы и дымящегося жира от опаленных человеческих тел – мой естественный аромат, говорят, маскулинный и возбуждающий темную сторону в восхищенных невинных натурах.
- Вегю, что ты – зам Satan.
- Ну, это уж нет, я – Люцифер! Я любил, а меня изгнали из Рая, пнув на прощание ногой с разворота прямо в грудь, силясь ускорить мою встречу с матерью нашей сырою землей и позволить мне утонуть в ее приветственно распахнутых навстречу моему падению зловонных недрах.
- Нет, Lucifer нез в зебе звет, а ты – изначальное зло, таких матеги душат еще в колыбели или не душат, и тогда выгазтают такие как ты: зущезтва без могали, изчадия тьмы. Ты не вампиг и поэтому Клауз, ты Клауз и потому вампиг, твоя зтезя тебя избгала. Там, на поляне, з зезтгой, или не зезтгой, ты мог взтать и уйти за любовью, но догога любви не зовет за зобою Satan.
- Почему же вы все, поголовно: оборотни, ты, мой брат, даже Ребекка, не боитесь меня, я ведь – зло?
- Зтгах – пгивелегия тех, кого уважаешь, боятзя дозтойных, а ты, Клауз, не дозтоин незти в зебе зтгах. Ты – вызов взем зилам добга или меньшего зла, вечный пготивник, но не победитель, ты – שָּׂטָן на идиш, то езть Satan.

- Так вот он – мой новоявленный антипод, великий и ужасный колдун Калеб, - который встречает меня, не вставая с кресла, в темном кабинете, сидя за широким письменным столом у панорамного окна.
- В чем я могу настолько преуспеть, чтобы противостоять подобным… нет, нельзя сказать подобным людям, а существам – как-то грубовато для первой встречи... оставим все как есть: подобному тебе? Ты, Клаус, мыслишь широко и экспансивно, к тому же весьма эгоцентричен по своей природе. Ты, как бы банально это не звучало, хотел бы править этим миром.
- А ты бы не хотел?
- Я? Не хочу. Истинная власть - ни с кем на свете не считаться. Я сам себе гора и сам горе король.
- Не особо впечатляет эта твоя… гора, - я бросил пару быстрых взглядов на обстановку кабинета мага: книжные полки, стол, несколько кресел, окно во двор завешено какой-то желтой тряпкой, в углу торшер без абажура, а под одной из стен – шахматный стол, накрытый выпуклым чехлом, таким же желтым, как и тряпка на окне. - Скорее уж нора.
- Снобизм в кадык не жмет, нет? Дышится нормально, полной грудью?
- А ты не робкого десятка, маг.
- Спасибо, что одобряешь мой характер. Так чем обязан? – волшебник жестом показал на кресла у стола.
Ладно, присяду. Но только я откинулся на жесткую спинку одного из потертых жаккардовых сидений, как маг Калеб пошел в атаку:
- А зачем ты хочешь править миром? Мне просто любопытен образ мышления таких как ты… опять! Образ мышления таких как ты, и точка, чтобы не дерзить.
- Хочу, просто хочу, хотя бы потому, что я могу и лично для меня такой причины более чем достаточно. Это у всех вас проблемы с моею «жаждой власти».
- Заметь, не я пришел в твой дом, а аккурат напротив. Да и, позволь узнать, что это за гениальная причина – «потому что»? Это не причина, а жалкая попытка избежать ответа «нет». Вот видишь, ты скривился, но это только потому, что правда иногда бывает горькой, но вкус не умалит ее значимость.
- Ты просто избавляешься от конкурентов, наша семья тебе под боком не нужна, сначала обработал своими чарами Ребекку, теперь решил приняться за меня, так знай же...
- Ты, Клаус, мне не конкурент. Я не желаю властвовать над миром, штатом Массачусетс, Ньютоном, кварталом, я живу счастливой жизнью, хожу в кино, встречаюсь с милой ведьмой, я не солдат невидимой войны. Это не наш мир, это мир людей, пусть мы сильнее, пусть мы совершенней, но тень нас породила и в тень мы все уйдем.
- Первородные бессмертны!
- Однако вечности пока никто не замерял, так как узнать, что у нее нет края? Есть космос, где мчатся на сверхскоростях кометы, астероиды, метеориты, опять же Солнце может вспыхнуть, да мало ли чего произойдет с Землей, в Японии вон роботов штампуют по доступным ценам. Вопрос в одном, когда обещанная вечность решится обнажить свою небезупречность напоказ, переводя "всегда" в графу "однажды", как ты хотел бы встретить свой конец? Чью руку бы хотел схватить последней? О чем бы и о ком бы пожалел?
- Ты говоришь витиевато и ловко путаешь концы!
Мальчишка-маг только вздохнул устало да помотал головой, возводя глаза к невидимому небу, простершемуся над крышей его дома.
- Пусть будет так, я помогу тебе достигнуть пика власти. Дай мне хотя бы месяц - Ньютон будет твой, полгода на весь Массачусетс, но плата будет вот какой: я знаю, где сейчас Ребекка...
- Ребекка дома! У Эллайджи.
- Правда? - губы мага расплылись в насмешливой улыбке Чеширского кота.
Я вскинулся. Если этот чертов Калеб лжет, то я его...
- ... однако, как только ты взойдешь на трон, память моя очиститься и никогда на свете, пусть даже вечность проискав, перевернув каждый клочок земли, ты не увидишь Бекку. Больше ни-ко-гда. Сойдемся по цене? - глаза у чароплета горят недобрым светом и я не так наивен, чтоб верить колдунам, дары тебе сулящим.
- Я знаю миллионы способов заставить говорить любого мага на земле, - откинувшись на спинку стула, я улыбнулся магу Калебу привычной барракудой.
- Заставь, но власть пройдет мимо тебя квик-степом. Обычный выбор, такой уже однажды был у милого Париса: девушка или весь мир.
- Я помню, как Парис закончил.
- Парис Елену не любил, да и Менелая достойного на горизонте нет. Все это сильно упрощает выбор. Хотя, можешь уйти и больше никогда не возвращаться - отличный третий вариант, дорога ни налево, ни направо. Выбирай.
Как хочется сломать цыпленку шею!
- Так сломай, за чем же дело стало?
- Читаешь мои мысли?! - я вскакиваю с места, отбросив кресло куда-то в сторону околпаченного шахматного стола.
- Ты, вообще-то, вслух это сказал. А стульчик жалко, от бабушки достался, – волшебник жестом показал на сломанную фурнитуру.
В моем кармане завибрировал мобильный телефон. Экран мне сообщил: на том конце Эллайджа и нужно бы ответить, вдруг это что-то важное об уцелевших бешенных псах. Или о Ребекке.
- Достаточно с нас этих разговоров. Есть на прощанье что сказать?
- Конечно, есть. Пусть Бекка утешалась по чужим постелям, ты - утешался по чужим пустым мечтам. "Нет повести печальнее на свете, чем повесть о..." ты дальше знаешь сам.

Прослушать или скачать Placebo For What It's Worth бесплатно на Простоплеер

@музыка: Placebo - For What It's Worth

@темы: Калеб, Софи, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе, Ребекка, Клаус

---

Дом Хейли и Эллайджи, Ивовая дорога 2, Вестон, Массачусетс

@темы: коллажик, место действия, "Ритуальные жертвы"

---

9. Ритуальные жертвы. Девушка.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

9. Ритуальные жертвы. Девушка.

Самый худший день в моей «жизни после смерти» просто обязан был оказаться именно таким: жестоким и кровавым, уничтожающим до основания, а после – выдирающий с корнями последние остатки живого изнутри. Такое чувство, будто с меня заживо, без анестезии и в полном сознании, содрали кожу, чтобы потом набить ее горстями острых игл, рвущихся наружу сквозь тонкие покровы моего, и без того истерзанного, тела. Хотелось сразу же уйти к себе и, приняв минимум трехчасовой холодный душ, упасть в постель и в тот же миг уснуть, чтобы проснуться уже в новой, не лучшей, просто другой и более желанной жизни.

В центре гостиной, лицом к двустворчатой двери, ведущей в сторону прихожей, на бледно-голубом диване сидела Хейли Маршал. Позвольте, но этой образины здесь раньше не стояло! Я, кстати, о диване говорю.
- Смелое решение для интерьера в бежево-коричневых тонах.
- Тебя, Ребекка, я это точно знаю, не устраивает мой вкус, так что говори…
- Что говорить?
- Свое коронное «это сразу сжечь»! – волчица раздраженно закатила глаза, а я стояла и не понимала, чего же она жаждет больше: новый уродливый диван или одобрения хотя бы одного из ее действий?
- Пусть живет.
- Что?
- Пусть живет в твоей гостиной твой диван, под этой крышей всегда найдется место одному из нас, и раз уж я снимаю с голосования свою кандидатуру, то голубая мечта Хейли автоматически засчитана как победитель в первом раунде, даже без боя. Ура!
- Ты уезжаешь?
Я не смогла ответить, вернее не успела – в саду кто-то с грохотом разбил стеклянный коктейльный столик.
- Эллайджа снова подстригает наш газон, на этот раз легкий вечерний груминг перед сном?
- Эллайджа два часа тому назад уехал по делам, сказал – вернется только завтра, мы с тобой дома одни, Ребекка, - волчица Хейли, побледнев, впилась пальцами в гобеленовую обивку нового дивана и как-то вся подобралась, готовясь к нападению с любой возможной стороны, разве что кроме бездны ада, но у нее сегодня другой адрес.
- Значит, не одни. Вставай, - я вздернула волчицу на ноги и, с неохотой оторвавшись от дивана, она встала лицом к лицу со мной. – Что бы ни случилось - держись в арьергарде.
- Где мне держаться?!
- Позади меня, стой позади меня, Хейли, – на моем финальном “-ли” дверь, ведущая на заднюю террасу, распахнулась настежь и в комнату вошел блондин. Тот самый, которого однажды в ирландском пабе «Зеленый шиповник» я, помутившись рассудком от вербеновой интоксикации, спутала с Клаусом: длинноволосый, плотно сбитый, в дешевых джинсах, поношенной спортивной куртке Красных Носков и фейковых кроссовках Найк. Странно, но даже сейчас, в полной трезвости сознания и незамутненности рассудка, я все еще замечала некоторое, едва уловимое глазу, сходство.
- Вечер добрый, дамы.
- Не очень-то он и добрый, но для людей из сельской местности, наверное, сойдет, - тут же парировала Хейли, упрямо продолжая стоять передо мной, только теперь – лицом к двери.
- О, да среди нас есть и другие волки! Я – Оливер, альфа своей стаи.
- Я – Хейли и я звоню в полицию, чтобы заявить о несанкционированном вторжении в мой дом.
- Как мило, - волк напрягся, и все, на что мне хватило 3-4 секунд перед атакой, был толчок – я отшвырнула Хейли с дороги аккурат перед прыжком альфа-Оливера на меня. Волчица, врезавшись в бежевую стену, отряхнулась и быстро обернулась к нам, чтобы очень громко, во весь объем собственных легких, завизжать, глядя на то, как наш незваный альфа, повалив меня спиною на пол, схватил руками мою шею, упираясь ладонями в ключицы, а большими пальцами давя на подбородок. Мы обе знали этот прием, так волки отрывают головы вампирам.
Сквозь туман в глазах я не сразу поняла, по какой причине хватка, пригвоздившая меня к земле, ослабла и волк, отпрыгнув в сторону, начал отряхивать с волос разбитое стекло и воду. Все оказалось очень просто – это Хейли хорошенько приложила его цветочной вазой по голове.
- Куда ты лезешь, дура, ты же одна из нас?!
- Я - Хейли Майклсон, собака!
В итоге нас всегда определяет принадлежность. Оливер сделал молниеносный бросок, но Хейли, предугадав его маневр, уже летела наперерез. Пусть ее новая семья - полный букет социопатов, но, видимо, она - девчонка с озера Глупцов, Полсон, Монтана, другой семьи не знала никогда.
Оливер сшиб Хейли, заехав на лету коленом ей в живот и, не успев амортизировать скорость прыжка, волчица закатилась под длинный деревянный стол, стоявший у стены. Раньше на нем была размещена целая экспозиция цветочных ваз и всевозможных статуэток, которые сейчас хрустели на полу мелкой стеклянно-фарфоровой крошкой.
Но мне вполне хватило этих, отвлекающих разъяренного альфу, секунд, чтобы, метнувшись к массивной тумбе, стоявшей в прихожей у парадной двери, найти в одном из множества выдвижных ящиков длинный стилетообразный нож, которым щепетильный донельзя Эллайджа вскрывает входящую корреспонденцию. Оливер уже тащил Хейли за ноги из-под стола, когда сзади, всего одним мощным ударом, я воткнула в него тот самый нож для почты, целясь… куда уж попаду – можно в легкое, но лучше бы, конечно, в печень.
Волк взвыл и, отступая, выронил ноги, брыкающейся что есть сил, волчицы.
Пока Хейли выползала на четвереньках из-под стола, на паркете позади нее оставался кровавый след – две влажно блестящих параллели от изрезанных о крошево декора коленей и кистей рук.
Тем временем меня атаковало сразу двое волков, вбежавших через распахнутую Оливером дверь, ведущую к лужайке и окружающему ее неухоженному смешанному парку. Одному из них мне тут же удалось повредить шею – двинув основанием ладони в подбородок, я без усилий развернула голову оборотня на 180 градусов, что, разумеется, незамедлительно повлекло за собой быструю и почти безболезненную смерть.
Другой волк был хитрее, и, заломив мне руки, пытался уцепиться зубами прямо в незащищенную одеждой шею. Он повалил меня лицом в обивку дурацкого голубого дивана Хейли, за которым, корчась от боли, стонал и тихо грязно матерился его раненный альфа. Я изо всех сил пыталась лягнуть нависшего надо мной волка пяткою в пах, чтобы вывернуться и отбросить его от себя, но все время пинала пустой воздух, никак не ухитряясь попасть в намеченную цель.
Зубы волка были уже занесены над моей кожей где-то между челюстью и ухом, когда волчица Хейли Маршал, наконец-то, выбравшись из-под злосчастного стола и не особо церемонясь, выдернула нож для писем из альфа-Оливера, вопившего от боли как сирена, и воткнула его в шею парню, державшему меня в костяных тисках собственного натренированного тела. Воткнула, чтобы вытащить и тут же заново воткнуть, снова и снова, пока волк не обмяк и не упал лицом вниз на мое обездвиженное тело, окончательно и бесповоротно ослабляя хватку мертвых рук. Я без промедлений столкнула истекающее кровью тело на ковер и поднялась на ноги, как раз вовремя, чтобы, схватив металлический журнальный столик и крикнув Хейли «на пол!», запустить им еще в одного оборотня, бегущего ко входу в наш дом через лужайку. Стол с глухим свистом пролетел над, упавшею щекой прямо в лужу теплой крови, набежавшей из Оливера, волчицей с такой скоростью, что сраженный им волк отлетел обратно к парку, и, врезавшись в массивный ствол черной речной березы, мертвою тряпичной куклой ополз на, аккуратно подстриженный самим Эллайджей, по-осеннему желтоватый газон.
- Сколько их здесь? - пытаясь снова подняться хотя бы на четвереньки, но все время поскальзываясь на растекшейся крови, простонала из-за дивана тяжело дышавшая волчица.
- Как минимум еще один, - из кухни действительно вышел еще один, высокий и широкоплечий волк, он перебрасывал с ладони на ладонь солидный кухонный нож для рубки мяса. – И у него тесак.
Волк взвыл и прыгнул на меня, занося для косого удара в шею свой импровизированный мини-топор, но я успела не только отскочить с траектории удара, но и, сделав сальто назад через диван, сорвать вместе с гвоздями с бежевой стены одну из миленьких миниатюр, одобренных Эллайджей, с изображением летнего пейзажа, вписанного в прямоугольник тонкой серебряной рамки. Пока волк пытался перегруппироваться для нового прыжка, я не стала искушать судьбу и как тарелочкою фрисби запустила пейзажем поперек мощной, хоть и слегка коротковатой на мой вкус, волчьей шеи. Голова волка покатилась по гладкому, и без того щедро залитому кровавой жижей, темно-коричневому паркету куда-то в сторону прихожей, а картинка, свалившись на пол, лишь тонко звякнула осколками разбитого стекла.

Хейли смотрела снизу вверх и тяжело дышала в такт со мной, внутренне гадая: подам я ей руку, чтобы помочь подняться, или нет. Я не подала. А просто, молча, свалилась на пол рядом с ней и, прислонившись взмокшею спиной к забрызганной, как, впрочем, все вокруг, свежей волчьей кровью задней стенке некогда бледно-голубого в цветочки-лютики дивана, закрыла глаза.
- Следующий – твой, так что бди, волчица Хейли Маршал.
- А самый главный, альфа, куда-то все-таки уполз.
- Что? – я, нехотя, открыла глаза и посмотрела на волчицу.
- Мы сидим на полу, а не на трупе этого… как его там?..
- Оливера.
- Да, Оливера. А раз уж мы с тобой сидим не на его коченеющем теле, значит, он куда-то себя дел.
- Да пусть ползет себе куда-то, я его так аккуратно прошпилила ножом, что ползать ему осталось максимум несколько часов, и за это время, я гарантирую, паршивой альфе будет точно не до драк. А мы с тобою, как я вижу, методично и со вкусом раскурочили наш дом, - я, без особой жалости к уничтоженному интерьеру, огляделась по сторонам. – Зато теперь можно со спокойной душою сжечь этот твой диван. В конце концов, хотя бы такие мелкие мечты должны сбываться, да, волчица Хейли?
Хейли вздохнула. И правда, теперь бледно-голубой диван, оббитый гобеленом с ирисами и вьюнком, был весь в подсыхающих бурых пятнах и нескольких телах ее новоприставившихся сородичей, так что ей придется с ним поступить так, как я всегда и предлагала – просто сжечь. Я не хотела подсмотреть чужие чувства, но на лице волчицы все читалось без словаря: никогда ей, сироте из штата сокровищ – скалистой Монтаны, не сойтись с нашим древним семейством, даже массовым убийством не сблизить настолько разнополярных людей.
- Мы никогда не подружимся, - подкрепляя словами свои размышления, Хейли противно хлюпала разбитым носом - врезалась лицом в столешницу, влетая под стол.
- А этого и не требуется. Со временем ты станешь хуже, не моего уровня, но гораздо ближе к аду, чем сегодня, и мы притремся. Так работает механизм семьи Майклсон, волчица Хейли. Кто-то обязательно падает на самое дно, чтобы просто не разорвались сложные узы семейственности, и в этот раз – твой черед.
- А если я не захочу быть ближе к аду? Если мы с Эллайджей останемся выше вашего дна?
- Нашего дна? Милая глупая Хейли, когда я впервые коснулась ногою этой трясины, все мои братья уже прочно вонзились в ее кровожадную зыбь: Клаус по самое горло, Коул по грудь, а Финн по колени…
- Коул? Финн?
- Оба мертвы.
- Но, Эллайджа даже не заикался о них!
- Мы чтим память мертвых всегда в один способ – молчанием, преимущественно гробовым. Но вернемся к Эллайдже и гнилому болоту, носящему гордое имя нашей семьи. Мой старший брат был уже по пояс в грязи, когда наше дно поманило меня. Не обманывайся строгостью дорогого костюма, манерами и фигурами речи, тебе, Хейли Маршал, не достался самый чистенький брат, просто чуточку чище того, который выпал жребием мне. Хочешь быть миссис Эллайджа – не сопротивляйся падению вниз, быть Хейли Майклсон – это значит позволить болоту сожрать твою прежнюю жизнь. Не захочешь – видишь ту дверь, сквозь нее нужно будет уйти и уйти очень скоро. А сейчас, - я, кряхтя, поднялась с пропитавшегось кровью ковра, - нужно выбросить трупы хотя бы в то чудное озеро в конце парка. Вставай, волчица Хейли, поможешь мне волочить мертвецов до воды.
- И я, однажды, решу, что это – норма жизни? – Хейли тоже встала и, перехватив под мышки одного из убитых волков, потащила безжизненное тело к распахнутой настежь задней двери, ведущей через небольшую площадку двора в густой хвойно-лиственный парк. У парка нашего участия ждал еще один мертвый волк.
- Норма жизни – для слабаков, и всегда кончается больно и плохо, - я потащила за, изломанные под немыслимыми для живых существ углами, руки сразу двоих оборотней следом за, уже скрывшейся за деревьями мрачного парка, Хейли.

Прослушать или скачать Escala Palladio бесплатно на Простоплеер

@музыка: eScala - Palladio

@темы: Хейли, "Ритуальные жертвы", песня к главе, Эллайджа, Ребекка

---

8. Ритуальные жертвы. Гибрид.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

8. Ритуальные жертвы. Гибрид.

Когда она ушла, глухой хлопок двери, похожий на хлопок от крышки ее гроба, оповестил – все кончено в самый ужасный способ, как всегда. Только на этот раз в шелковых внутренностях гроба покоюсь я. Без пепла и кинжала, Ребекка оказалась единственной из женщин, единственной из всех людей, способной причинить мне боль моими же руками, способной вырвать мое сердце и разбить его вдребезги одним хлопком входной двери.

Не представляя, куда же мне сейчас идти, я просто опускаюсь на ступеньки и сижу так час, другой, время течет мимо меня, у времени лицо Ребекки. Не той, что гладила мне щеку, уходя. Другой, которую я так недавно вспомнил. И, зажав голову в сплетении лежащих на коленях рук, сцепленных пальцами в тугой замок где-то на затылке, я погружаюсь в память как в незаслуженное избавление от груза всех событий сегодняшнего дня.

Платье путается, застревает на плечах, его трудно стянуть с головы, но я рвусь, что есть сил, я тянусь к обнаженной Ребекке. Ощущать ее здесь, подо мной – это Рай, которого я не достоин. Ей будет со мной хорошо. Я не очень-то и представляю себе все детали процесса, но инстинкты сильнее, чем воля или мизерный запас моих обрывочных знаний по теме вопроса в закромах, опьяненного близостью, мозга. Они увлекают меня за собой и несут чуть-чуть вверх и вперед. Чуть-чуть вверх, и вперед, и в Ребекку, обнимавшую меня, как паук обнимает в паутине добычу – всеми лапками впившись обездвиженной жертве в скованную ядом плоть и припав жадным ртом для укуса, хотя бы такого, как тот, которым вонзила мне зубы в ключицу сестраа. У нас с ней бартер боли, полноценный обмен – кровь за кровь.
Сердце бьется уже не в груди, в кадыке, забивая собой мое горло, я дышу, я так часто и громко дышу, но лишь сильней задыхаюсь, сбиваясь с ритма рваным движением тела. Ребекка зажала зубами губу и не дышит совсем, я целую ее и вдыхаю живительный воздух в нежное мягкое горло, грудь вздымается и опадает, ее тело живет моим духом, мы с Ребеккой – один организм. Мы сошлись сразу всеми углами, гранью к грани, совпали плоть в плоть. Мы совпали, и больше нет места для нее и меня, есть лишь мы, лишь мы двое – в двух телах одно общее сердце, бам - в моем кадыке, бух – в груди у Ребекки, бам-бух, бам-бух-бам. Мы срастаемся влажною кожей, как сплетаются корни дубов под землей, и хоть сверху мы видим две разные кроны, оба знают – они неделимы, они прочно, порочно, навечно одно естество.
«Я хочу умереть, прошептав твое имя, и хочу озарить тебя жизнью, когда ты мне прошепчешь мое» - гулом крови шумит в голове.
Поцелуй и мы падаем в бездну, «я люблю тебя больше чем воздух, ты – моя, плотью в плоть, кровью в кровь, духом в дух».
- Я люблю тебя, - шепчет Ребекка.
- Ты – моя, - вот и весь мой ответ.
- Мы должны теперь будем уйти.
- Конечно, Ребекка, мы уйдем, куда скажешь, туда и уйдем. Убежим далеко-далеко.
- Обещаешь?
- Всегда вместе, сестренка.
- С тобою навечно, мой Ник.
Я целую макушку сестры, ее волосы пахнут травой, поздним летом и дождевою водой.
- Я дома, Ребекка.
Она смотрит в ответ на меня со щемящей сердце нежностью в открытом взгляде и гладит ладонью по моей гладкой щеке:
- Я ждала.

Когда память погасла, как гас проектор братьев Люмьер в киносалоне их студии в Лионе, на улице уже давно как рассвело, и по фигурному наборному паркету пола разлился целый океан дневного света из высоких окон, выходивших над подъездную аллею и небольшой круглый фонтан в ее, мощёном терракотой, центре.

В мастерской на втором этаже все еще горели галогенные электрические лампы, на треноге сложносочиненного мольберта из авангардной комбинации грубого массива бука и тонкой чугунной ковки высохло вчерашнее незавершенное полотно: за тяжелою алой портьерой золотилась широкая сцена парижского Гранд Опера – вид из ложи номер 5 второго яруса, пристанища Призрака Гастона Леру.
Я убрал картину в угол к другим своим утлым шедеврам - в последнее время рисование как-то не шло, натыкалось на невидимый глазу внутренний барьер и чисто физически не могло просочиться через пальцы и хрупкое древко беличьей кисти на прогрунтованный холст. Получалась пошлая мазня без глубины и перспективы, даже давнее детское хобби напоминало о ней, не было ничего, что бы хоть тенью от более плотной тени не напоминало о ней.
Позади всех убогих полотен, бездарной траты ткани изо льна и масляной краски, стояло еще одно, иное, совершенно бесценное - тот самый портрет, нарисованный в моем старом доме с натуры, когда сестра позировала мне, сидя на высоком табурете совсем... а это еще что?! За, бережно завернутым в темно-коричневую упаковочную бумагу, портретом обнаженной Ребекки в полный рост, был виден угол картины без рамы, обернутой мягкой темно-бордовой велюровой драпировкой. Конечно же, "портрет отца" - проект Ребекки для Ласелля. Кажется, она просила его сжечь...
Я аккуратно вытащил пыльный квадрат из-за неровного ряда собственных голых полотен, в смысле - без окантовки из рам, и поставил заброшенную ушедшей хозяйкой картину на освободившийся мольберт. Как бесконечно много общего у меня с этим квадратом, укутанным в трогательный кокон из нежного велюра и абсолютного забвения. Нас двое в этой мастерской, познавших равнодушие Ребекки и молча горевавших без нее.
Да, я пообещал, что не стану смотреть на незаконченное полотно, но минувшей ночью все былое, слова то или обещания, утратило свой смысл и свою силу надо мной, так что, без колебаний сдернув ткань с осиротевшего холста, я оказался лицом к лицу с... самим собою. Вернее, с ее Ником - моею лучшей стороной.
Как же она тогда сказала за ужином в Lumière? "Портрет незнакомца"! На картине был определенно изображен кто-то чужой и незнакомый лично мне, хоть и обладающий моими главными чертами: поджарым телом и скульптурным худым лицом.
Ребекка была неопытным художником, так что 2/3 изображения составлял легкий графический набросок карандашом, и лишь 1/3 покрывала нервными пятнами цвета сухая масляная краска. В тонких мазках была видна любовь, с которой сестра старалась передать все свои чувства в ее Нике, прежнем мне. Только любовь эта была любовью вовсе не к мужчине, а к крошечному свертку на его мосластых жилистых руках. Ребенок? Хотя, она же прямо мне сказала - "незнакомец" и "портрет отца". Я - настоящий, я - Клаус, никогда не был таким счастливым, как обладатель этих светло-голубых лучистых глаз. Мой длинный палец не сжимали крошечные розовые ручки, торчавшие из свертка под совершенно анатомически неправильным углом. И человек, запечатленный на портрете, улыбался не кровожадной барракудой, не демоном из ада и не убийцей сорока девятерых, мужчина на портрете - это был Отец: открытый, восхищенный, абсолютно беззащитный перед чарами бесцветного графического свертка - не понять, там мальчик или девочка, сын там или дочь. В цвете были исполнены мои глаза и губы, растянутые в глуповатую улыбку, ручки ребенка, побережье океана и мольберт, стоявший перпендикулярно к плоскости изображения картины - все пейзажные детали были нарисованы с натуры в тот день, на пляже в Плимуте, в последний день, когда мы были просто счастливы вдвоем.
Потому что безликий и бесполый ребенок на картине был не обещанием – укором. В этот момент как никогда было понятно, что значил для Ребекки этот незаконченный "портрет отца" - гимн моей трусости и минорная эпитафия потерянной, растоптанной любви. Если бы мы тогда сбежали из дому, если бы я действительно увлек Ребекку за собой, то каждая черта на этом полотне, каждый мазок или неровный штрих карандаша могли бы стать реальностью, могли бы стать счастливой, пусть и скоротечной, земною жизнью, целой жизнью, прожитой вдвоем.
Даже в гармонии со мной Ребекка не ощущала внутреннего счастья, только смирение и покой, приятие своей судьбы без оговорок, но не без сожалений. Ребекка сожалела: горько, безутешно, отчаянно, каждый день, всегда. Ребекка сожалела, но молчала, пряча всю боль в один единственный "портрет Отца", показать который мне, означало не бросить вызов или взыскать оплату за долги, а без стыда признаться в тяжести печали, нести которую ей не хватает сил, признаться в муке, дробить которую на части бесполезно - никто не сможет разделить с ней ее вес, озвучить горе вслух не перед первым встречным, а перед единственно виновным, перед тем, чье имя есть "вина".

Не в силах злиться на себя или жалеть-жалеть-желать Ребекку, я должен был куда-то выместить свой гнев и весь свой взрывоопасный пыл. Портрет был лишь иллюзией, обманом, но есть на свете человек, раскрывший перед ней, Ребеккой, моею глупой младшей сестрой, глубины памяти - источник вечной боли. Не знаю, кто этот словоохотливый "Шекспир-мекспир, накрученный на бигуди", но есть надежный человек, способный бросить путеводный луч прозрения на непроглядный мрак безвестности в моем мозгу. Ведьма Софи. Что ж, удостою-ка я дом сестер-колдуний Деверо неожиданным послеобеденным визитом.

Прослушать или скачать MuteMath You are Mine бесплатно на Простоплеер

@музыка: Mutemath - You Are Mine

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

7. Ритуальные жертвы. Девушка.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

7. Ритуальные жертвы. Девушка.

- Я не могу понять, почему у нас с тобою все и всегда не так! Ведь я… я и сейчас люблю тебя, Ребекка! Иначе, но люблю.
- Да, как ребенок любит свои игрушки, по настроению отрывая им головы и руки или бросая на заднем дворе, или как всемогущий лендлорд любит крестьян, истязая их в подземельях замка за малейший проступок или просто из-за дурного расположения духа с утра, любишь как солнце любит землю, заботливо укутав в смертоносный ультрафиолет, то и дело грозя взорваться и уничтожить на ней всю жизнь до последней одноклеточной бактерии. Ты меня… ты всех нас любишь как властелин-единоличник: владеть, пользоваться и распоряжаться – вот он, полный спектр твоих чувств. Ты владел мной, пользовался моей слабостью и распоряжался самим моим правом на жизнь. Кто я, если не твоя говорящая кукла? Ты тащил меня за собой с места на место не из любви или страха, что я – девушка и любой может мне навредить. Я – бессмертный и неуязвимый первородный вампир, в мире существует крайне мало существ, способных мне навредить. В этом мире есть всего одно такое существо.
- Я?
- Ты. Но спасти от тебя меня некому, даже Эллайджа бессилен против твоих регулярных перемен настроения, так что я снова, как это было всегда, подчинюсь твоей воле. Ты заставишь меня подчиниться. Я могу убежать, но если сбегу – ты найдешь, может, даже убьешь меня на этот раз. У тебя ведь все еще есть этот кол из белого дуба, правда, Клаус?
- Не называй меня так! Прекрати называть меня «Клаус», я – твой Ник, для тебя одной в целом мире я – Ник!
- Слушаюсь и подчиняюсь, о, мой повелитель. Видишь, я страшно послушная вещь.
- Прекрати…
- Ты говоришь мне, что любишь, ты пил мою кровь, целовал мою плоть, ты держал меня за руку, когда мы шли по улицам Французского квартала, но ты так и не сжег белый кол.
- Откуда ты знаешь?
- Я знаю. Или я не права?
- Ребекка…
- Вот видишь, права. Заподозрив тебя в самом худшем, я, как обычно, оказалась права. Ты хочешь быть во всеоружии. Ты сильнее, ты старше, ты больше меня, ты – мой первый мужчина, и, зная все это, ты хранишь в этом доме, который должен был стать нашим общим, мой гроб, мой клинок и мой кол. Кол, который однажды тоже станет моим, когда ребенку просто надоест каждый день играть с одной и той же игрушкой.
- Замолчи! Замолчи, ради Бога, Ребекка! И уходи, сейчас же уходи, иначе я сам за себя не отвечаю!
- Как прикажешь, о мой властелин.
- Прекрати!!!
- Ваши приказы ласкают мой слу…
И Монстр одержал победу над Ником. Я получила ответ, за которым пришла, но какою ценой он мне достался, какою ценой.

И я не кричу, хотя стоит кричать, падая спиной на ступеньки. Не пытаюсь его оттолкнуть, а должна бороться не на жизнь, а на смерть, мне нужно его ненавидеть, но не ненависть рвется наружу, не слезы, а болезненный тоненький стон. Он ведь мой до конца, мой с начала. Он всегда был моим, а я так обошлась с ним теперь. Я позволила Нику… Клаусу вонзить в себя зубы, а сама оказалась фальшивкой, абсолютно бескровной, пустой. Разве хочет он сделать мне больно, разве хочет унизить, растоптать, оскорбить? Монстра в обличии Ника просто не может иначе, добрее любить, мы отравлены мерзкой любовью.

Когда гнев ослабевает, остужая бурлящую яростью кровь инфернального Монстра, я вижу в широко открытых глазах Клауса полное понимание происходящего, он все осознал, но просто не может остановиться. Не знаю, часто ли плачут мужчины во время оргазма, но этой слезе я поверила, если бы только… но «если бы» не правит сегодняшним балом. И, когда Клаус сползает с меня, падая взмокшей спиной на ступеньки рядом со мной, я отстраняюсь и поднимаюсь, я не могу позволить себе всех тех слез, что подступили из комка боли в груди к сжатому спазмами горлу. Я должна доиграть свою роль. Не хочу, не могу, но должна. Ради нас. И я ее доиграю.

- Это был последний раз, - пытаюсь стоять ровно и, насколько позволяет положение, гордо, но ноги держат слабо, ступеньки отпечатались рядами параллелей на спине, но на душе действительно царит покой - я точно знаю, это был последний раз.
- Ребекка… - стонет Клаус, глядя вверх, в потолок, не решаясь смотреть на меня.
- Можешь меня заколоть, тогда я останусь, но только так.
- Пообещай мне, пообещай, что ты не исчезнешь, что снова не убежишь.
- Я обещаю, - я лгу.
- Лучше бы мы, и правда, тогда убежали, вдвоем. Все было бы по-другому, иначе, не так, как сегодня, сейчас…
- Убежали? А разве мы и сейчас не бежим? Сам посмотри: как сорвались с места когда-то, как понеслись во всю прыть, так до сих пор и не можем остановиться, все бежим и бежим, куда угодно, лишь бы подальше от самих себя, ну и от тебя, я бегу от нас обоих сразу и это рвет меня на части…
- Ребекка, я не… Я… Прос…
- Не смей произносить это слово, не смей говорить мне «прости», оно заставит меня размышлять и искать для тебя все новые и новые оправдания, но оправдания тебе нет, для тебя нет прощения, Клаус. Так уж устроен наш мир. Ни искупления в нем, ни права на счастье. Но самое ужасное, что ты всегда был прав, ни с кем из мужчин я не нашла бы покоя в любви, ни с кем из них, включая и тебя.
- Это неправда, мы были счастливы, недолго, но были!
- Потому что ты лгал, а я – верила в ложь. Что же мы за существа-то такие, если даже во власти лживой любви и обманчивом счастье не можем забыться и снять оборону, ослабить хватку друг у друга на горле? Что мы оставляем после себя, кроме свежих могил? И я не о тех, кого мы убили ради спорта или ради еды, я о тех самых печально известных Никлаусе и Ребекке. На каждой из наших дорог есть небольшая, неприметная глазу могилка, где покоится еще одно лишнее чувство, еще одна ненужная вампирам человеческая черта, еще один кусочек некогда живой плоти… Мы теряем себя, зарывая остатки без почестей и без прощаний, и дальше бежим, опасаясь остановиться и повнимательнее разглядеть те скелеты, что остались от некогда светлых счастливых людей. От мальчишки, который любил, пусть и не без страха, и девчонки, которая всего на свете боялась, кроме отца, и кроме любви. Даже на этих ступеньках – наши могилы, сегодня мы опять потеряли кусочки себя, на этот раз это были сухие и скукоженные фибры наших с тобою сердец. Сегодня мы оборвали последние нити, так что не смей говорить мне «прости», а я не стану бросаться таким же беспочвенным и неуместным «прощай». Я ухожу, Клаус, и в этот раз ты не посмеешь пойти следом за мной.

Я стою у подножия лестницы. Ник встает, на щеке у него все еще виден блестящий влажный след от сбежавшей слезы.
Он думает, что я его ударю, и отклоняется от вскинутой руки, но я лишь глажу кончиками пальцев его щеку. Во мне не хватит сил на поцелуй. И нет ни капли злости для удара. Просто в последний раз поглажу его по колючей, заросшей короткой рыжей щетиной, щеке и растворюсь в прощании как миражи в пустыне, без следа. Позволь запомнить твою нежность, Ник, перед тем, как точки встанут на свои места в финале.
- Ребекка...
Я понимаю, о чем он меня просит, но не могу пойти против себя. И вместо "Ник" я улыбаюсь словом "Клаус", таким чужим, таким холодным для того, кто остается за чертою, разделившей земную жизнь на "долго ждал" и "после потерял".

Прослушать или скачать IAMX You Can Be Happy бесплатно на Простоплеер

@музыка: IAMX - You Can Be Happy

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

Дом Клауса и Ребекки, улица Лугового ручья 140, Вестон, Массачусетс

@темы: коллажик, место действия, "Ритуальные жертвы"

---

6. Ритуальные жертвы. Девушка.

Ритуальные жертвы

Часть 3. Ритуальные жертвы

6. Ритуальные жертвы. Девушка.

На обратном пути от Калеба в Вестон, вместо того, чтобы ехать дальше по улице Лугового ручья и чуть севернее повернуть к нашему новому дому на Ивовой дороге, я, миновав Зеленый проезд и Кедровую дорогу, резко взяла лево руля и въехала на подъездную аллею того самого дома под номером 140. Сейчас в нем живет только Клаус, но покупали мы его вместе, как наш общий дом. Любовное гнездышко нам удалось, подкачала любовь.

В проволочке нет смысла, чем скорее я выставлю точки в финале и поочередно над каждою спорною «Ё», тем легче мне дастся эта новая, волнующая душу дорога – дорога только вперед. В хобо-сумке меня поджидало мое послезавтра – билет в одну сторону и подробный атлас Европы, впервые за тысячу лет я действительно знала, чего я хочу и где на земле есть то самое место, способное перевернуть весь мо мир. Дело встало за малым но, без сомнения, самым ужасным испытанием воли – в полном объеме и бесповоротно решить: да или нет, Клаус со мной или против меня? Есть ли смысл искать в этих, иссушенных злобой и бесконечной жестокостью, недрах души живой отклик, ту самую искру, способную вновь воспламениться и воспрянуть из пепла. Стоит ли мне шевелить перегоревшие угли в поисках Ника или лучше смириться с погасшим кострищем, принять все как есть, и не без страха пойти на моральное самоубийство - открытую конфронтацию с человеком, который просто физически не умеет проигрывать в честном бою.
Но, если я чему-то и научилась за все эти годы, проведенные бок о бок с Клаусом… с Ником, так это целенаправленно доводить его до крайней черты и ловко толкать за нее, пробуждая в довольно плохом человеке невероятно злобного инфернального монстра. Монстр или мой Ник – лишь один из них будет разбужен сегодня, чтобы дать мне ответ: да или нет.

В доме не горит свет, но я знаю, что спальня и художественная мастерская выходят окнами на парк, и Клаус, почти наверняка, сейчас находится в одной из этих комнат.
Я не хочу оповещать о своем приходе переливною трелью звонка, так что, не робея, бесцеремонно открываю парадную дверь своим личным ключом и вхожу. Интересно, почему я до сих пор так и не решилась выбросить этот не нужный мне ключ? Наверное, я, и правда, человек несбыточной надежды.

Дом действительно большой и просторный: высокие потолки, уютная изящная обстановка, где все красивое – функционально, а функциональное – так или иначе радует глаз, именно о таком доме я всегда и мечтала. Но мечты человека, похоже, имеют удивительное свойство - внезапно и диаметрально изменяться, подстраиваясь под магнитные волны новых обстоятельств.

- Ребекка? – на галерее второго этажа стоит Клаус в перепачканной краской одежде. Красные пятна на белой рубахе страшно похожи на свежую кровь. Мне хочется развернуться и с диким криком бежать без оглядки эти самые 0,2 мили до дома под номером 2 по Ивовой дороге. Но, собрав волю в кулак, я остаюсь стоять на том же месте - у подножья боковой лестницы, ведущей размашистым полукругом на балкон второго этажа, ведущей мягкой волной к ногам Клауса. Как символично – даже в момент мятежа, я всё ещё у его ног.
- Клаус.
- Ты решила вернуться или просто зашла, поболтать?
Нужно действовать сразу, не мешкать, и я ринулась в бой, как уходят под лед – с головой:
- Я сегодня узнала, что память моя мне не особо верна, но вместо фривольного адюльтера скрывает, как же он это назвал, ах, да, информацию «по части интеракций на лугах». И если отдернуть зазорную шторку, то там, на широком экране нашего общего прошлого крутят не мелодраму «Полежали. Встали. Ушли.», а довольно задорное порно. Скажи мне, что это не так. Скажи, что меня обманули, злонамеренно ввели в заблуждение, что все это ложь и на самом деле твоя мать увидела нас, лежащими мирно в траве, а не исполняющими первые неловкие па горизонтального танго, нашего самого первого танго вдвоем. Скажи мне, Клаус, это так?
- Нет, не так.
- Значит, он не соврал, он был полностью прав, ты меня... ты воспользовался мной, прямо там, на траве у реки.
- Что ты… что ты несешь? Кто был прав? И что это за тон вообще, что за манера вести разговор?!
- Я несу правду, и у меня ее много – могу поделиться, но сразу предупреждаю: рядом с тобой любая правда обрастает слоем обмана такой толщины, что ото лжи ее, без группы специально обученных экспертов, ни за что не отличишь.
- Ты пила? Нет, не так! Ты пила!
- Я больше не пью.
- Это еще почему?
- Маг запретил. Вот так приходишь к магу, а он тебе «Не пей вина, Ребекка!» Шекспир-мекспир, накрученный на бигуди.
- Ладно, ты не пьяна, а просто безумна. Но чего ты хочешь конкретно от меня? Улыбаться, кивать и вызывать экзорциста с доставкою на дом, чтобы изгнать из тебя весь этот фееричный бред?
- Ну, можно начать с извинений. И не за ложь, не дай Бог, так мы здесь просидим еще тысячу лет, перечисляя и извиняясь, вовремя вспоминая упущенное, возвращаясь во времени и снова перечисляя, чтобы сказать «извини». Так что можешь начать вот с чего: как тебе жаль, что ты завлек меня в лес, где и сорвал мой пенстемон голубой всего лишь ради минутного утешения собственной плоти.
- Что я тебе сорвал?... Ах, пенстемон, пенстемон голубой, да еще и ради коварного утешения плоти! Какая я, однако, похотливая мерзость в рамках твоего зазорного порно. Ребекка, я тебя любил! Любил даже сильнее, чем способен сегодня любить, или просто иначе, не знаю. Но там, у реки, в ту траву я тебя не заманивал ради плоти, там ты была женщиной, которая отдалась мне, мужчине, покорно и добровольно, так что да, я взял тебя как свою. И за это я должен перед тобой извиниться?!
- Я же была твоей сестрой, Господи, Клаус!..
- Не была! Даже тогда ты ею не была! Ты была женщиной, принявшей в себя мужчину, ты кровоточила и стонала, и я кончил в тебя, как кончают мужья в своих жен. Там, на лугу, ты была мне женой, не сестрой. Это сейчас можно все и с кем захочешь, но тогда, тогда это значило всё - ты моя, а я твой. Мир изменился, но наша молодость - миф, мы не люди этого века, мы оттуда, из глухих необжитых лесов, из деревни, где спали всем домом вповалку на земляном полу и там наш... союз, там он кое-что значил... все значил! Так что не смей говорить о "минутном утешении собственной плоти"! Тобою пользовалось много мужчин, все они, которых ты притащила в постель, но тогда на лугу между мной и тобой - это значило всё!

Так мог говорить только Ник! Боже, если ты слышишь меня и готов, как самой заблудшей изо всех твоих земных овец, отпустить все грехи, пусть он победит, пусть ответ будет «да»!

- Полгода назад ты мне отдалась, а сегодня окажется, что и тогда я взял тебя силой, заманил и повторно сорвал пенстемон голубой? Как же быстро переписывают историю отношений обиженные женщины, заметь – обиженные, а не уязвленные, ведь никто тебя не прогонял, ты сама так решила - стать третей лишней в гостеприимном доме Эллайджи. Можешь сколько угодно злиться на историю с сестрой/не сестрой, но не путай сама себе голову этой обидой. Ты сказала «давай» и я дал, только так, никаких вариантов, где я – злобный монстр, пожиратель зазевавшихся девственниц, не существует в природе. И не смотри на меня таким глазами, я ничего у тебя не отобрал, не взял тебя силой, против твоей воли, ты сама мне раскрылась и тогда я вошел.
- Цитируя мать и тебя самого, кто я, если не шлюха...
- Мать... Пф-ф-ф!
- И как понимать это пф-ф-ф? Какая там у тебя родовая фамилия, Клаус, все еще Майклсон?
Брат побледнел.
- Что и требовалось доказать!
- Ты приехала спорить и насмехаться? Тогда уходи. Видишь дверь – там, за ней, целый мир, угомонись и только потом возвращайся, а меня тебе лучше, пока что, оставить в покое, я смертельно устал от твоих «люблю» - «не люблю» - «подождите, кажется снова люблю» - «нет, простите, показалось» - «хотя…»
- И что дальше, что станешь делать тем временем ты? Останешься здесь, будешь сутки напролет творить, предавшись художественной аскезе, или даже уйдешь в арт-монастырь, отрешившись от мира людей?
- Почему же, напротив, у меня эпохальные планы.
- Конечно, как я могла забыть: Клаус и его власть, история без конца, без начала и, что смешнее всего, без особых побед. Тугодумный идальго Дон Клаус, черный рыцарь от вампиризма, и я – твой вечный, хоть и неверный, оруженосец, Ребекка «сестра-в-гробу» Панса. Все более чем очевидно: каникулы, свободные от жажды власти, закончились, пора бы и честь знать.
- Ребекка, почему тебе постоянно встает, как кость поперек горла, любая из моих попыток добиться власти, стать чем-то большим, чем первородный гибрид из рода Майклсонов, который даже не мой род? Чем тебе власть не угодила? Почему такой подход? За что такое отношение, Ребекка?
- Потому что она, твоя кипучая как островной вулкан, но на поверку – дутая, пустая жажда к эфемерной власти, противоречит моему здравому смыслу! Я не стремлюсь и не стремилась править миром, ты разве не заметил, это ты всегда тащил меня куда-то за собой! Я приучилась к платьям и приемам, я ублажала [кривись, кривись на слове "ублажала"! последний мой удар перед "прощай"] и пожирала королей, министров, дуэлянтов и актеров, я пила власть из твоих рук, но вкус мне был противен. Дорога власти не моя, твоя! И я бежала с Полсона, бежала от тебя! Да, ты был прав, я именно бежала! Но большой город, маленький, деревня на три дома – ты во мне. И не в сексуальном смысле! Ты часть меня, которая все время жмет, и мучит, и раздирает подсыхающие раны. Тысячу лет в гробу, в бегах, в кругу семьи я как собака на цепи – прикована к тебе. Мне хочется свободы…
- Если уйдешь сейчас, то больше не вернешься, - Ник впервые не хватал за горло, не угрожал, а просто равнодушно принимал как данность мой возможный окончательный уход. Я никогда не представляла, как сильно ранит равнодушие в ответ. Кажется, в нашей песне пошли финальные куплеты, на первый взгляд такие новые, по ощущениям – чужие, рефрена стало остро не хватать. Но потерявший плачет неспроста. Всего несколько лет тому назад меня ужасно забавляла мысль, что в моей судьбе нет места будущему Ника, это была отличная идея, но практика стряхнула с нее звездную пыльцу и обнаружилась приписка мелким шрифтом – ты все бы отдала, чтоб только задержаться в его судьбе подольше, но, увы.
Любил бы он меня любую? Любил бы он ее? Хотел бы жить не корпорацией уродов, а семьей? И никогда мне не узнать ответа на все эти вопросы, никогда. Голову поднял инфернальный Монстр Клаус. Бог отвернулся от меня, и поделом.
Нужно дожать свой образ до конца, нужно уйти такой дорогой, чтоб он не бросился искать мои следы.
- Как интересно получается в финале: девушка, которая слишком легко любила и мужчина, не способный на любовь.
- И чем же мы не пара?
- Хм-м-м... В итоге оказалось, что абсолютно всем. Разве это не смешно?
- Возможно.
- Так почему ты не смеешься, Клаус? Нужно смеяться, когда действительно смешно.

Прослушать или скачать The Delgados I Fought The Angels бесплатно на Простоплеер

@музыка: The Delgados - I Fought The Angels

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе