L'amour se nourrit d'espérance

Ритуальные жертвы


Часть 3. Ритуальные жертвы



7. Ритуальные жертвы. Девушка.


- Я не могу понять, почему у нас с тобою все и всегда не так! Ведь я… я и сейчас люблю тебя, Ребекка! Иначе, но люблю.
- Да, как ребенок любит свои игрушки, по настроению отрывая им головы и руки или бросая на заднем дворе, или как всемогущий лендлорд любит крестьян, истязая их в подземельях замка за малейший проступок или просто из-за дурного расположения духа с утра, любишь как солнце любит землю, заботливо укутав в смертоносный ультрафиолет, то и дело грозя взорваться и уничтожить на ней всю жизнь до последней одноклеточной бактерии. Ты меня… ты всех нас любишь как властелин-единоличник: владеть, пользоваться и распоряжаться – вот он, полный спектр твоих чувств. Ты владел мной, пользовался моей слабостью и распоряжался самим моим правом на жизнь. Кто я, если не твоя говорящая кукла? Ты тащил меня за собой с места на место не из любви или страха, что я – девушка и любой может мне навредить. Я – бессмертный и неуязвимый первородный вампир, в мире существует крайне мало существ, способных мне навредить. В этом мире есть всего одно такое существо.
- Я?
- Ты. Но спасти от тебя меня некому, даже Эллайджа бессилен против твоих регулярных перемен настроения, так что я снова, как это было всегда, подчинюсь твоей воле. Ты заставишь меня подчиниться. Я могу убежать, но если сбегу – ты найдешь, может, даже убьешь меня на этот раз. У тебя ведь все еще есть этот кол из белого дуба, правда, Клаус?
- Не называй меня так! Прекрати называть меня «Клаус», я – твой Ник, для тебя одной в целом мире я – Ник!
- Слушаюсь и подчиняюсь, о, мой повелитель. Видишь, я страшно послушная вещь.
- Прекрати…
- Ты говоришь мне, что любишь, ты пил мою кровь, целовал мою плоть, ты держал меня за руку, когда мы шли по улицам Французского квартала, но ты так и не сжег белый кол.
- Откуда ты знаешь?
- Я знаю. Или я не права?
- Ребекка…
- Вот видишь, права. Заподозрив тебя в самом худшем, я, как обычно, оказалась права. Ты хочешь быть во всеоружии. Ты сильнее, ты старше, ты больше меня, ты – мой первый мужчина, и, зная все это, ты хранишь в этом доме, который должен был стать нашим общим, мой гроб, мой клинок и мой кол. Кол, который однажды тоже станет моим, когда ребенку просто надоест каждый день играть с одной и той же игрушкой.
- Замолчи! Замолчи, ради Бога, Ребекка! И уходи, сейчас же уходи, иначе я сам за себя не отвечаю!
- Как прикажешь, о мой властелин.
- Прекрати!!!
- Ваши приказы ласкают мой слу…
И Монстр одержал победу над Ником. Я получила ответ, за которым пришла, но какою ценой он мне достался, какою ценой.

И я не кричу, хотя стоит кричать, падая спиной на ступеньки. Не пытаюсь его оттолкнуть, а должна бороться не на жизнь, а на смерть, мне нужно его ненавидеть, но не ненависть рвется наружу, не слезы, а болезненный тоненький стон. Он ведь мой до конца, мой с начала. Он всегда был моим, а я так обошлась с ним теперь. Я позволила Нику… Клаусу вонзить в себя зубы, а сама оказалась фальшивкой, абсолютно бескровной, пустой. Разве хочет он сделать мне больно, разве хочет унизить, растоптать, оскорбить? Монстра в обличии Ника просто не может иначе, добрее любить, мы отравлены мерзкой любовью.

Когда гнев ослабевает, остужая бурлящую яростью кровь инфернального Монстра, я вижу в широко открытых глазах Клауса полное понимание происходящего, он все осознал, но просто не может остановиться. Не знаю, часто ли плачут мужчины во время оргазма, но этой слезе я поверила, если бы только… но «если бы» не правит сегодняшним балом. И, когда Клаус сползает с меня, падая взмокшей спиной на ступеньки рядом со мной, я отстраняюсь и поднимаюсь, я не могу позволить себе всех тех слез, что подступили из комка боли в груди к сжатому спазмами горлу. Я должна доиграть свою роль. Не хочу, не могу, но должна. Ради нас. И я ее доиграю.

- Это был последний раз, - пытаюсь стоять ровно и, насколько позволяет положение, гордо, но ноги держат слабо, ступеньки отпечатались рядами параллелей на спине, но на душе действительно царит покой - я точно знаю, это был последний раз.
- Ребекка… - стонет Клаус, глядя вверх, в потолок, не решаясь смотреть на меня.
- Можешь меня заколоть, тогда я останусь, но только так.
- Пообещай мне, пообещай, что ты не исчезнешь, что снова не убежишь.
- Я обещаю, - я лгу.
- Лучше бы мы, и правда, тогда убежали, вдвоем. Все было бы по-другому, иначе, не так, как сегодня, сейчас…
- Убежали? А разве мы и сейчас не бежим? Сам посмотри: как сорвались с места когда-то, как понеслись во всю прыть, так до сих пор и не можем остановиться, все бежим и бежим, куда угодно, лишь бы подальше от самих себя, ну и от тебя, я бегу от нас обоих сразу и это рвет меня на части…
- Ребекка, я не… Я… Прос…
- Не смей произносить это слово, не смей говорить мне «прости», оно заставит меня размышлять и искать для тебя все новые и новые оправдания, но оправдания тебе нет, для тебя нет прощения, Клаус. Так уж устроен наш мир. Ни искупления в нем, ни права на счастье. Но самое ужасное, что ты всегда был прав, ни с кем из мужчин я не нашла бы покоя в любви, ни с кем из них, включая и тебя.
- Это неправда, мы были счастливы, недолго, но были!
- Потому что ты лгал, а я – верила в ложь. Что же мы за существа-то такие, если даже во власти лживой любви и обманчивом счастье не можем забыться и снять оборону, ослабить хватку друг у друга на горле? Что мы оставляем после себя, кроме свежих могил? И я не о тех, кого мы убили ради спорта или ради еды, я о тех самых печально известных Никлаусе и Ребекке. На каждой из наших дорог есть небольшая, неприметная глазу могилка, где покоится еще одно лишнее чувство, еще одна ненужная вампирам человеческая черта, еще один кусочек некогда живой плоти… Мы теряем себя, зарывая остатки без почестей и без прощаний, и дальше бежим, опасаясь остановиться и повнимательнее разглядеть те скелеты, что остались от некогда светлых счастливых людей. От мальчишки, который любил, пусть и не без страха, и девчонки, которая всего на свете боялась, кроме отца, и кроме любви. Даже на этих ступеньках – наши могилы, сегодня мы опять потеряли кусочки себя, на этот раз это были сухие и скукоженные фибры наших с тобою сердец. Сегодня мы оборвали последние нити, так что не смей говорить мне «прости», а я не стану бросаться таким же беспочвенным и неуместным «прощай». Я ухожу, Клаус, и в этот раз ты не посмеешь пойти следом за мной.

Я стою у подножия лестницы. Ник встает, на щеке у него все еще виден блестящий влажный след от сбежавшей слезы.
Он думает, что я его ударю, и отклоняется от вскинутой руки, но я лишь глажу кончиками пальцев его щеку. Во мне не хватит сил на поцелуй. И нет ни капли злости для удара. Просто в последний раз поглажу его по колючей, заросшей короткой рыжей щетиной, щеке и растворюсь в прощании как миражи в пустыне, без следа. Позволь запомнить твою нежность, Ник, перед тем, как точки встанут на свои места в финале.
- Ребекка...
Я понимаю, о чем он меня просит, но не могу пойти против себя. И вместо "Ник" я улыбаюсь словом "Клаус", таким чужим, таким холодным для того, кто остается за чертою, разделившей земную жизнь на "долго ждал" и "после потерял".



Прослушать или скачать IAMX You Can Be Happy бесплатно на Простоплеер



@музыка: IAMX - You Can Be Happy

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе