Ритуальные жертвы
Часть 2. Свободные радикалы
3. Свободные радикалы. Свобода.
Контраст температур между холодной улицею Вашингтона и, до отказа набитыми людьми, древесно-кирпичными внутренностями паба Зеленый Шиповник вгоняет даже хладнокровную меня в, бегущий колючими мурашками вдоль позвоночника, озноб.
- Крутое место, Бекс! – пытаясь заглушить своим баритональным тенором Бэтти Сэрвэрт, отчаянно нуждающуюся в «любовнике, которому не нужно дарить свою любовь», кричит мне на ухо Тьерри. Я могла бы расслышать даже шепот за столиком возле двери, ведущей в кухню, так что ультразвуковой волною «крутого места» меня немного оглушает, но, проморгавшись, я прихожу в себя и следом за друзьями Венчурэ пробиваюсь к стойке бара. Над ровными рядами разнокалиберных бутылок и совершенно одинаковых стеклянных стаканов с изображением ветки шиповника горит неоном надпись «Dieu aide toujours aux fous, aux amoureux et aux ivrognes». Наваррская в ирландском пабе? Действительно, Америка страна, где все смешалось воедино.
- Что там написано, - кивает вверх, в сторону надписи Тьерри.
- Господь способствует лишь дуракам, влюбленным и горьким пьяницам, - сейчас я только приложусь к стакану, и Господу уже не отвертеться от меня.
Виски ложиться мягкою волною на, еще дома выпитый, коричный чай – пользы от него мне никакой, зато, хотя бы ледяные внутренности согревает на отлично.
После встречи с Ником понадобился литр органического чая, чтобы понять – холодная весна взяла меня в надежный оборот.
Но вечер в Бостоне имеет свою прелесть, рукой подать – и будет тебе кровь не из прозрачного больничного пакета, а напрямую из пульсирующих жизнью вен местных горьких пьяниц, чьи имена Всевышний запамятовал, составляя сегодняшние списки добрых дел.
После 4 стаканов сладковатого бурбона и 3 совершенно добровольных доноров, я умышленно, что очевидно по ряду из троих причин и шести едва заметных точечных отверстий в районе шеи, отбившись от компании ребят из дома Хаскелла, медленно бреду по залу, полному колышущихся в такт индии музыке людей.
Сама я тоже постепенно начинаю ощущать некоторого рода колебания, правда, не тела, а скорей рассудка. У стойки бара, в самом уголке, между простенком и проходом в соседний зал для некурящих сидит не кто иной, как Ник и смотрит на меня привычным серым волком сквозь мутное стекло стакана с рыжим кукурузным виски. Широту обзора закрывает парочка, целующихся на ходу, парней, обогнув которых, я с жалость к себе осознаю, что обострение психологических проблем не обошло этой весною и меня – на высоком стуле сидит длинноволосый плотно сбитый блондин в дешевых джинсах, фейковых кроссовках Найк и поношенной спортивной куртке Красных Носков. Значит, Ник не в баре, он уже где-то в голове, творит свои безумные дела и нагнетает чувство страха перед началом упоительной охоты. А если уж он победно машет очередным трофеем и улыбается сквозь струи, бушующего пеной из бутылок, игристого шампанского вина, то проигрыш мой мне давно засчитан и внесен в общий реестр таблицы результатов порочных игр, осталась сущая безделица – поймать меня за руку и воткнуть кинжал в живот. Но там и без кинжала бурлят тревожные процессы подозрительной недружелюбности по отношению к моему слабеющему телу. А не настаивают ли здешний виски на вербене? И где в этом Шиповнике уборная для дам?
Неоновая надпись на стене мигает все ярче, все быстрее, вспышка за вспышкою взрывая темноту шумного паба, вращающегося пестрой ярмарочной каруселью вокруг моей оси. Похоже, и безумную самовлюбленную Ребекку сегодня в список Бога не внесли.
Меня тошнит выпитой кровью, виски и коричным чаем, вся эта омерзительная жижа льется в раковину дамской комнаты, а я, схватившись за живот, лишь содрогаюсь в учащающихся спазмах. Ник держит меня крепко на коротком поводке, он даже и не в голове, он под моею кожей, не выцарапать и не отскоблить. С кем я борюсь сейчас, с настигшим меня братом или с самой собой?
Умыв лицо холодной проточною водой и аккуратно вытерев бумажной вафельной салфеткой, грязно-зеленою на вид и жесткой как наждак на ощупь, я выползаю, выплываю, выхожу - какое подчеркнуть? - из дамской комнаты. Ищу Тьерри глазами. Куда же делся этот чертов французский напомаженный пижон?!
- Бекс, - Тьерри внезапно возникает позади меня и слишком фамильярно, на мой вкус, хватает взмокшей ладонью за обнаженное плечо. - Куда ты пропадала так надолго, Бекс?
Куда я пропадала? И куда я пропадаю прямо сейчас? Слово Guiness, испещрившее буквально все доступные поверхности ирландского паба Зеленый Шиповник, множится в глазах целым водоворотом разнокалиберных и разноцветных букв, я чувствую, как пол шевелится прибоем под ногами, а воздух все густеет и густеет, как карамельная тягучая помадка на медленном огне.
- Здесь слишком душно, нужен свежий воздух, - пытаюсь показать рукой на выход, но пара темно-коричневых двустворчатых дверей плывет перед глазами, множится медленно, но неуклонно, и, наконец, расходится в пространстве целой галерей репликаций. Что-то не так, что-то не так фундаментально.
Заметно ли по мне, что я - в бреду? Не знаю, но Тьерри ведет меня сквозь посетительское море как Моисей евреев из Египта, прокладывая путь по залу паба к одной из бесконечной череды дверей. Что ж, замечательно, не нужно будет проходить сквозь стену.
- Бекс, как ты на счет такси?
- Я подышу и подтянусь обратно, - Тьерри поводит широченными плечами, мол "поступай как знаешь" и оставляет меня зябнуть на ночном ветру (пустынной) улицы Вашингтона, захлопнув за собой коричневую створку входа в бурлящее людьми нутро Зеленого Шиповника.
Отлично, сейчас я только... Но додумать я не успеваю, сила притяжения (земли) берет неоспоримый верх над слабым сопротивлением моего неустойчивого тела, и я валюсь лицом вперед на вазу с (чем-то там), стоящую у входа в паб. Как хорошо, что это "что-то там" не подобающий названию шиповник, а мягкая трава без признаков шипов. Расстегивая ремешки дизайнерских изящных босоножек с убийственно высоким каблуком, пытаюсь просчитать, достаточно ли сил во мне, чтоб если не доковылять, так хоть с позором доползти на четвереньках до паркинга - в машине хоть с комфортом оклемаюсь. Это какое-то проклятье на крови, сначала Клаус, теперь это... Пристав как плющ-вьюнок к стене с красной кирпичной облицовкой, на полусогнутых ногах бреду вдоль Вашингтона до перекрестка с Винстон, а там еще немного и будет съезд в подземный паркинг.
Не знаю, как другие, но я опасность чувствую прям сразу и преимущественно тыльной стороной, но сейчас она, отточенная долгими часами тренировок предательница, дала программный сбой ох как некстати. Первый удар пришелся в левую скулу, второй в живот и сразу третий, под коленки. Я полетела на асфальт беззвучно, как одна из тех безликих ваз с цветами, что стоят у входа в паб. Нужно вставать, но сил подняться просто нет, кто-то схватил меня за волосы и дернул вверх, как дикую собаку за ошейник. Без головы я буду не такой чтоб очень уж прекрасной, хоть и вполне себе живой. Мысль рассмешила, но смех застыл льдяными иглами в сухом осипшем горле, как раз когда на нем сомкнулись чьи-то зубы. Да вы, наверное, смеетесь надо мной! Уроды! Совсем с ума сошли, если кусаете вампира как... вампиры! Но боль, текущая по венам от зубов куда-то к голове, рукам, ногам и сердцу, была не слишком-то веселой, убить меня нельзя (почти), но можно долго и со вкусом делать больно. Со стороны Вашингтона послышались шаги, сейчас они убьют Тьерри, а он ведь ничего такой, обычный милый парень в глупой кепке. Рука, державшая меня за волосы, внезапно стала страшно ненадежной, я снова падала, правда, на этот раз что-то упало вслед за мною сверху. Отлично, на моем лице ладонью вниз лежала чья-то неподвижная рука. Шум драки был глухой как сквозь стекло и вату, но неизвестно, чье грубое "Е**ть! Уматываем, парни!", достигло и моих ушей. Мимо промчались ноги в кедах и кроссовках Найк, а после подошли другие - в безумно дорогих ботинках, забрызганные кровью, краской и моим чувством собственного достоинства. Ник. Наверное, я это простонала вслух. Брат сел на корточки передо мной, отбросил неживую руку, закрывшую мое лицо, куда-то в сторону дороги и улыбнулся широко и беззаветно:
- Ну, что, Ребекка, как на вкус свобода? Я вижу, жизнь у современных одиноких женщин просто бьет ключом по всем местам, которые сподручней. Помочь тебе подняться или все сама-сама, как истовая суфражистка? Ты же помнишь суфражисток или этот момент эмансипации застал тебя уже в гробу?
Я выдохнула, брызнув изо рта слюной и кровью, и, черт возьми, двумя зубами сразу. Не знаю, что там видел Ник, спеша ко мне и рвущим мое горло безруким идиотам (теперь в самом прямом из всех возможных смыслов), но взглянув в мое безумное лицо, в своем он сразу же переменился. Откинув грязные, пропитанные кровью волосы, которые услужливо скрывали мою разодранную в клочья шею, брат выругался так, что пьяные матросы в бостонском порту залились бы стыдливой краской от смущенья.
- Сейчас я должен их догнать и с каждого снять шкуру по живому, - Ник осторожно подбирал ошметки кожи вокруг рваной раны, прижимая их друг к другу поплотнее, чтоб заживление пошло своим путем, - но это я всегда успею сделать завтра.
Мне нужно было что-то отвечать, но, похоже, голосовые связки превратились в бесформенные нити плоти, так что я снова застонала, только не горлом, а где-то между животом и диафрагмой. Звук получился тошнотворным симбиозом скулежа умирающей собаки и бульканья кровавых пузырей на онемевших, плотно стиснутых губах.
Ник был взбешен, но гнев был обращен не на меня, он шел куда-то глубже, внутрь, как в детстве после обращения, когда отец и мать заставили нас выпить кровь из чаши, а после закололи как домашний скот на алтаре великих и всесильных духов. После перерождения Ник первым делом подполз ко мне и посмотрел в глаза таким же точно взглядом как сейчас, полным кипящей злобы, чувства собственной вины и чем-то третьим, неуловимым, но оттого не менее ужасным.
Нам повезло, что на дворе давно как ночь и улица Винстона пустынна и безлюдна. Я все еще лежу правой щекой на, совершенно не прогревшемся за день, асфальте и чувствую, как горло понемногу обретает привычный заурядный вид. Ник смотрит в небо и не смотрит на меня, о чем он думает в такие вот минуты? "О том, что ты - грязная шлюха, вот о чем". Насмешливый певучий голос разрывает мой изможденный мозг почище чем зубы оборотней шею. "Что стоит ему только попросить, ты тут же дашь, как похотливая тупая самка, отклячишь задницу и завиляешь ею призывно как сука в течку. Ты думаешь, он никогда не замечал, как ты ведешь себя, когда он рядом, как предлагаешь себя и кому, кому? Родному брату, мерзкое отродье! Или ты решила, что он что? Влюбился в тебя, шлюху? Питает к тебе нежность? Любви такие существа как ты не стоят! Он сам тебе тогда сказал об этом! Ты ведь прекрасно помнишь лестницу в Монтане, тупое мерзкое отродье? Знаю, знаю, помнишь еще как!" Голос обрел лицо и плоть, и, заслонив звездное небо, надо мною склонилась мать. Эстер. Яд оборотней начал свое дело.
- Ник, - я прохрипела вверх, куда-то к облакам и тонкой дужке молодой луны меж ними. - Мне нужно домой.
- Галлюцинации, - и спрашивает, и оповещает брат, - Что видно?
- Мать. Напомнила, что я - тупое мерзкое отродье.
- Это, пока еще, досадная неловкость, но очень скоро станет хуже. Вставай, я отвезу тебя домой, Ребекка.
- Ты не знаешь, где я живу, - держась за руки Ника, пытаюсь возвестись с колен на неустойчивых ногах.
- Надеюсь, что это тоже сказано в бреду, а то звучит, как будто ты, и правда, в это веришь.
Ник, перехватив меня одной рукой где-то под ребрами, легко и абсолютно не смущаясь, буквально тащит мой оживший труп на собственном боку вперед, ко входу в паркнинг.
Давшее сбой, сознание дрейфует как лед в едва рябящем океане, а после медленно уходит под толщу воды, ныряя в темноту и увлекая мой воспаленный разум за собой куда-то в глубину, куда-то в бездну.
Прослушать или скачать Lover I Don't Have to Love бесплатно на Простоплеер
Прослушать или скачать Lover I Don't Have To Love бесплатно на Простоплеер