Хейли и Эллайджа

@темы: Хейли, коллажик, "Ритуальные жертвы", Эллайджа

---

9. Аморальные уроды. Другие.

Ритуальные жертвы

Часть 1. Аморальные уроды

9. Аморальные уроды. Другие.

Лавинный кемпинг был максимально приближен к природе, то есть ни тебе уборных, ни мангала для барбекю, ни, что и так уже понятно, нормальной телефонной линии – сплошные дикие леса Монтаны насколько хватает глаз. И если глаз блондинке, слава духам всех боров, хватало, то вот терпения – увы.
- Ты можешь стать волком не в полнолуние?
- Дай подумать... - Хейли театрально хмурится, как будто, правда, размышляя, и судя по одной этой гримасе, блондинка уже знает, какой последует ответ - Нет!
- Тогда придется просидеть здесь до наступленья темноты…
Ребекка с отвращением посмотрела на себя сверху вниз, от груди до мысков кед, оценивая свой печальный и совершенно непотребный внешний на –45 из 10 возможных.
- Нет слов, просто нет слов.
- Ты можешь пойти домой пешком прямо сейчас, не вижу здесь большой про…
Ребекка перебила:
- В таком виде?!
- А как бы я могла тебе помочь, стань волком?
- Ну, сбегала бы к нам домой, позвала Эллайджу, чтобы он за мной приехал.
- Ты, может, не заметила, но я сама сейчас немного неликвид.
- Заметила. Весьма печальная картина.
- Ты вытолкнула меня из машины на полном ходу!
- А что, ты предпочла бы своему месту в зрительном зале роль второго плана в самом огненном шоу? Боюсь, что из того стального месива конкретно ты вообще бы вряд ли выбралась одним куском, но если бы, случайно, и повезло не разойтись на мини-пазл «Собираем Хейли», то Ник бы тебя попросту добил на том же самом месте.
- Спасибо, что уберегла от смерти, хотя во всю эту историю меня втянул никто другой как ты.
- Он бы тебя и возле дома придушил… - Ребекка села рядом с Хейли на одном из бревен, служивших в кемпингах подобием дивана. – Я просто спасала твою волчью шкуру. Согласна, получилось не особо, но битая живая, всегда приятней мертвой целой. Думаю, Эллайджа со мною согласиться.
О Клаусе они не говорили. Ребекка просто делала вид, что ничего сверхстранного у Сенного ручья с ней не произошло, а Хейли пятой точкой понимала, что пока она молчит – она живая битая, и всякая живая гораздо лучше мертвой.
- Ник иногда сходит с ума, - сказала в пустоту перед собой Ребекка. Хейли промолчала.
- Хотелось бы его остановить, но… - тяжелый вздох вампирши не заставил, застывшую в подобии истукана на бревне, волчицу открыть свой рот и дать какой-нибудь нейтральный уклончивый ответ.
- Как ты сама могла заметить, в этой борьбе я чуточку слабее Ника.
И тут уж Хейли не смолчала:
- Но есть Эллайджа…
- Эллайджа… Влияние Эллайджи на Ника выглядит приблизительно вот так, - Ребекка резко вскинула руки в стороны, как дирижер перед оркестром, и пронзительно закричала - Сдвиньтесь!!!
Но Скалистые горы остались безучастны к ее прямому приказу.
- Наглядно?
- Вполне. Значит, старше Эллайджа, но старший – Ник.
- Не зови его так!
- Почему?..
- Ника Ником зову только я.
Ладно, видимо, там вся семья с прибабахом. Он ей шею свернул, а она его имя блюдет.

Внезапно Ребекка вскочила с бревна и прислушалась.
- Что транслируют? Надеюсь, не баскетбол, не люблю баскетбол.
- Помолчи, мелкий волк, нас зовут.
Вампирша схватила Хейли за плечо и тут же понеслась куда-то к югу сквозь лесную чащу, буквально волоча волчицу за собой. Сначала та сопротивлялась, вырывалась, даже пыталась укусить блондинку, однако, не особо преуспев в борьбе, сдалась на милость, мчащейся стрелой сквозь сырой замшелый ельник, сестрицы Майклсон и малодушно разрешила тащить себя, куда ей только вздумается.
Спустя не менее чем 25 минут и 5 разлогих елей Дугласа, в которые с размаху влетела Хейли по пути к, известной лишь одной Ребекке, цели, они уже стояли у дороги, где, облокотившись о черную блестящую машину, их поджидал…
- Эллайджа, - сказали хором Хейли и Ребекка.

- Уединяю вас своим уходом, - сообщила, даже не удостоив взглядом брата с Хейли, усталым голосом Ребекка и поднялась наверх.
- Пожалуй, и мне пора честь знать, - засобиралась домой грязная побитая волчица. – Кстати, спорный телефон разбит на дребезги стекла в результате действий Ваших родственников, вопрос закрыт и припечатан.
Но уйти Хейли попросту не дали. Эллайджа положил ей руку на плечо и тихо, но уверенно сказал:
- Я могу заставить тебя остаться и все мне рассказать, но предпочел бы видеть в нашем разговоре жест доброй воли с твоей великодушной стороны.
- Еще никогда прежде добрая воля не достигала подобных степеней вынужденной добровольности.
- Отчаянные времена настали, Хейли, я вынужден стать неразборчивее в мерах.
- Ладно, говорю как есть: ехали мы, значит, ехали, и тут сестра Ваша заулыбалась как выпавшая из гнезда кукушки, открыла дверцу около меня и вытолкнула покататься по асфальту, а пока я считала ребрами щебенку около дороги, за нею увязался Ваш же брат, грустно и широко известный Клаус, догнал, пытался обогнать, только Ребекка не далась, а врезалась в его машину и они вместе полетели в тартарары, чтоб, выбравшись оттуда, Ваш брат схватил сестру, трусил ее как грушу, кричал, а после, - Хейли не могла не сделать паузу перед этой частью истории. Это была не ее тайна, но стоит только начать врать, Эллайджа тут же все поймет и снова погрузит ее в тот транс, который был благополучно испытан на ней в центре Святого Иосифа. И тогда она расскажет абсолютно все, даже то, чего действительно не хочет сообщать старшему брату Клауса с Ребеккой. – А после он ее поцеловал, не получил ответа, сломал ей шею и сбежал, а я сквозь лес тащила Вашу драгоценную сестру в ближайший кемпинг, где позже ею и был заслышан Ваш своевременный спасительный зов. Теперь я могу пойти и обработать свои раны?
- Я вызову доктора, пока ты воспользуешься одной из гостевых спален, чтобы освежиться.
- Мистер Эллайджа, - пыталась подавить свой гнев волчица, но ее выдали потяжелевшее дыхание и колючий резкий взгляд.
- Отчаянные меры, отчаянные меры, Хейли. Прошу тебя принять мои условия как акт отнюдь не доброй воли, а услугу, которую однажды, так или иначе, я обязательно тебе верну. Прошу.
- Показывайте Вашу гостевую спальню.

- Наша семья... особенного толка. Мы вампиры...
Эллайджа сидел напротив Хейли, чистой, с обработанными ранами и одетой в новую одежду, предусмотрительно захваченную добрым доктором для, цитирую, «девочки-бедняжки».
Внушение работает на славу.
В библиотеке, где они и обосновались для беседы, было уже достаточно темно, но каждый из них видел в темноте, так что оба просто не нуждались в свете люстры в форме разлогих и витиеватых рогов оленя, висевшей аккурат над ними.
- Да что Вы говорите, а я-то думала, что вы ортодоксальные мормоны.
- ...вампиры уже очень много лет. За эти годы с личностью каждого из нас произошел, по меньшей мере, целый ряд своеобразных трансформаций.
- Ага, значит, когда-то Клаус не целовал свою сестру как, в общем... не сестру, и даже если целовал, то после шел жечь города и пить вино из черепов младенцев, а не сворачивал сестренке шею, чтоб после со всех ног бежать куда-нибудь, ну, скажем, в Крэнбрук или Летбридж.
- Прошу прощения, куда?
- В Канаду, мистер Майклсон, в Канаду. Британская Колумбия и, соответственно, Альберта.
- Ты хорошо знакома с картой, Хейли.
- Ну, волка ноги кормят, не правда ли, мистер...
- Эллайджа, я ведь просил, зови меня Эллайджа.
Хейли несмело и чуть натужно улыбнулась разбитыми о крошево асфальта и донельзя распухшими губами, и, глядя на Эллайджу исподлобья, она все же кивнула, соглашаясь оставить мистера Майклсона в прошлом.
- Однако, о насущном.
- О Клаусе и поцелуях.
- Да, о моем младшем брате.
Эллайджа ненадолго замолчал, а Хейли, воспользовавшись паузой, осматривала интерьер библиотеки: за время своих прежних визитов в дом вампиров в этой комнате ей побывать как-то не доводилось. «Обитель Эллайджи» безошибочно определила Хейли статус комнаты, когда ее задумчивый хозяин решился вновь заговорить:
- Тебя, наверняка смущает событие, свидетелем которому ты стала на Дороге к Солнцу.
- Авария? Сломанная голова? Или ты о поцелуе?
- Хейли.
- Ну, я не знаю, вы же как движимые ископаемые, может, на время ваших человеческих жизней как раз и выпал период дикого кровосмешения как лучшего из вариантов продолжения рода. Чтобы не допустить в семью плебеев. И в вашем доме такие поцелуи норма поведения. Может, и ты сестру целуешь… и не только…
- Хейли!
- Прости, я креплюсь и хорохорюсь, но да, я все же в некотором роде смущена. И не только этим поцелуем. Поцелуй бы я еще пережила, но…
- Но?
- Ох, не думала, что этот день когда-нибудь настанет и мне захочется поговорить с одним из братьев Майклсон про секс с другим из братьев Майклсон, но дело в том, что во время обозначенного выше секса, второй из братьев Майклсон упорно называл меня именем младшей сестры братьев Майклсон.
- Он звал тебя Ребеккой во время…
- ДА! Не надо это повторять! А мы ведь с нею даже не похожи…
- Похоже, что Никлаус теряет остроту рассудка, ничем иным я объяснить себе события последних месяцев не в силах.
- Месяцев?!
- Не понимаю, что с ним происходит, она же его младшая сестра… И все эти его картины… Так много этих, устрашающих своим натурализмом, портретов нашей дорогой сестры… Все возвращается к истокам, а это не сулит добра нашей семье… Все это никогда нам не сулило ничего благого…
- Прошу прощения, до девушки еще доходит изумительная новость о месяцах, а ты уже бежишь куда-то далеко, к истокам. Либо говори подробней, либо я пойду и дам тебе возможность побормотать себе чего-нибудь под нос в самой лучшей из компаний – наедине с самим собой.
- Когда мы были живы еще не силою заклятья нашей матери, а силой ее чрева, случился отравляющий момент для всей нашей семьи – мать изменила Майклу, нашему отцу.
- Ребекка?
- Нет, Никлаус. Но хуже только то, что Майкл все узнал и… относился к брату… жестоко и несправедливо.
- Ты называешь отца Майклом?
- На это есть свои причины. Он избивал Никлауса порою до того немилосердно, что брат не мог даже ходить.
- А Клаус – ваш сводный брат?
- Единоутробный. Прошу тебя, не отставай от моей мысли.
- Да я уж тут стараюсь как могу. Просто, выходит, что Клаус и Ребекка только наполовину родственники, так что…
- Я говорил тебе сегодня и не погнушаюсь еще раз повторить – не все решает кровь, особенно в вопросах семейного единства.
- Как скажешь. Продолжай о Клаусе, который не мог даже ходить.
- Ребекка сразу полюбила своего Ника…
- Даже так?!
- Конечно, как сестра! Она была его девичьей тенью, и сходства между ними было больше всех, голубоглазые блондины из всех детей нашей семьи – только они.
- Так есть еще другие?!
- Хейли!
- Молчу, - волчица Хейли подняла руки в жесте, которым принято сдаваться добровольно в руки полиции при задержании, в этом вопросе у нее был некоторый опыт.
- Конечно, для мальчишки сестренка-хвостик редко добрый друг, но в силу обстоятельств, сложившихся внутри нашей семьи, Никлаус был безумно одинок. Ребекка стала его спасеньем, для нее он становился сильным, смелым, пытался хоть как-то противостоять гневу отца, брал на себя любое прегрешение сестры, держал ее за руку, в те ночи, когда над нашею деревней бушевали, сыпля своими молниями, грозы.
- Сейчас даже я, лишенная эмоций одиночка, безумно захотела, что бы в конце истории герои поженились. Но между тем, о ком ты говоришь, и Клаусом, которого я знаю, земля не просто разошлась, образовав крутую пропасть, она реально расползлась на пару разных континентов с глубоким бесконечным океаном посреди.
- Наша семья менялась очень долго, но вектор перемен всегда был абсолютно неизменным – мы падали все ниже, погрязали в скверне все сильней и, наконец-то, безвозвратно потеряли свои души. Сейчас ты видишь нас достигшими самого дна и окопавшимися там навечно.
Не зная, что ответить на такое, волчица просто промолчала.
- Никлаус полюбил Ребекку как женщину еще до обретенья вампиризма, вернее, в его конкретном случае, до обретенья статуса гибрида.
- По логике, мне стоит уточнить: гибрид – это что?
- Смесь вампира с волком.
- Так он еще и волк?
- По линии отца.
- Отлично, буду знать. Теперь: ДА ТЫ, БЛИН, ШУТИШЬ, ОН ПОЛЮБИЛ ЕЕ ЕЩЕ ЖИВОЮ, А ТЫ ТУТ ГОВОРИШЬ «ТЕРЯЕТ ОСТРОТУ РАССУДКА ПАРУ ПОСЛЕДНИХ МЕСЯЦЕВ»?!?
- Зачем же так кричать, Ребекка может нас услышать!
- Прости, конечно, но информацию такого рода, нужно как-то иначе сообщать, а не мимоходом «Клаус гибрид, мы все на дне, мой брат бы с удовольствием женился на собственной сводной сестре лет так 500 тому назад».
- Больше тысячи, мы родились в 10 веке.
- Так он и, правда, – хмыростарь.
- Прошу прощения?
- Не беспокойся, я тут немножко о своем подумала. Никлаус… То есть Клаус полюбил Ребекку? Еще тогда, в 10 веке?
- Да. И это сделала из Майкла нечто похуже, пострашнее, чем мы могли предвидеть.
- Понятное дело, сын в сестру влюбился.
- Он ему не сын, так же как Ребекка Никлаусу по крови не сестра.
- Сейчас я из последних сил стараюсь не кричать…
- И я тебе за это благодарен.
- Они… Не родственники?
- Не все…
- Да, да, я помню, не все решает кровь! Но кое-что она таки решает!
- Он вырос вместе с ней, она – его сестра, душа важнее тела, и я решил, что вместе с чарами Эстер, нашей с ним общей матери, он выпил пусть и малую, но толику рассудка, после гибридизации Никлаус отступился от сестры. Нашу семью спасло великое проклятие, разрушившее каждого из нас под корень. Разве не смешно?
- Ни капли. Он знает, что Ребекка – не сестра?
- Нет, это лишнее и…
- Скажи ему.
- Хейли, я уважаю твою участие в судьбе моего брата в силу обстоятельств, связавших вас…
- Скажи ему!
- Но эта новость может разрушить… Нет, не так, она наверняка разрушит нашу семью, она разрушит самого Никлауса. Тысячу лет она его сестра, пусть и не силой общей крови…
- Скажи ему!!! Нельзя скрывать такое!
- Она его сестра тысячу лет! Не все решает кровь, – повысил голос на октаву всегда степенный и даже малость флегматичный чудной Эллайджа.
Хейли замолчала, встала с кресла и пошла к двери. Но, прежде чем уйти, обернулась в сторону Эллайджи:
- Ты так уверен, что эту вот семью можно спасти молчанием и ложью? Что Клауса спасет его безумие, растущее из одержимости сестрой, Ребекку, которая одна имеет право звать брата Ником, спасет речитатив «не все решает кровь», или тебя, как человека окопавшегося на самом дне навечно, спасет такая ноша на душе? Хоть я не разбираюсь в ваших играх, но даже мне, простому чужаку, понятно: в этой партии давно назрел свой эндшпиль, а ты сидишь здесь и боишься сделать шах.

Прослушать или скачать The Family Jewels бесплатно на Простоплеер

@музыка: Marina And The Diamonds - The Family Jewels

@темы: Хейли, "Ритуальные жертвы", песня к главе, Эллайджа, Ребекка

---

Озеро МакДональда, Западный Глейшер, Монтана

@темы: коллажик, место действия, "Ритуальные жертвы"

---

Дорога к Солнцу, Скалистые горы, Монтана

@темы: коллажик, место действия, "Ритуальные жертвы"

---

8. Аморальные уроды. Другие.

Ритуальные жертвы

Часть 1. Аморальные уроды

8. Аморальные уроды. Другие.

В доме кричали. Хейли не любила крик, под натиском чужого ора она сама как будто становилась меньше: тело сжималось, устремляя душу в пятки.

- Семейные проблемы, - сообщил, внезапно изменившийся в лице, Эллайджа. Оно и понятно, там, где Хейли слышит просто какофонию из повышенных тонов, чудной социопатов брат прекрасно различает голоса. И, судя по его лицу, суть перебранки в доме была не из приятных, и точно не предназначалась для чужих волчьих ушей. – Оставь себе, пожалуйста, новый мобильный телефон в виде компенсации за сломанную руку. Этот подарок не обязывает совершенно ни к чему, акт чистой доброй воли. Хорошо?

Вампир пытался поскорей спровадить Хейли. Но этот чертов дорогущий телефон нужно вернуть любой ценой богатенькому кровососу, так что волчица предпочла не обращать внимания на толстый и совершенно недвусмысленный намек – поди-ка ты отсюда прочь.

- Мистер Эллайджа, - продолжила тянуть волынку Хейли, но не успела даже рта раскрыть для гневной обличающей тирады, мол «плохо! пусть Вы богаты, но и я себя нашла не на помойке, так что забирайте обратно свою хай-тэк подачку и держитесь от меня подальше», как дверь террасы отлетела в сторону, причем буквально выражаясь, и на лужайку, вслед за дверью, выскочила фурия-блондинка.

В один прыжок, скачек, пробежку – как там у вампиров называется сверхскоростное передвижение в пространстве? – она уже стояла рядом с Хейли и Эллайджей, на подъездной дорожке перед дверью гаража. Решила покататься после ссоры?

- Сестра, - страдальчески почти что простонал Эллайджа.

Сестра? Так их не двое, трое: два брата и сестра...

- Ребекка, прошу тебя, останься дома, все это нужно обсудить в кругу семьи.

Подумаешь, какие птицы, мешает она им важные вещи обсуждать! Берите телефон и оставайтесь с Богом, братья-вампиры и сестра Ребекка... Знакомое такое имя, но откуда? Ребекка, Ребекка… И тут память услужливо ввернула воспоминания о ночи секса без любви, и хриплый голос Клауса, шепчущий ей на ухо «Ребекка». Подождите, подождите, это - Ребекка?! Конечно, в мире может быть гораздо больше, чем одна Ребекка, да и какие шансы, что в постели первородный социопат звал Хейли именем собственной сестры?..

- Хейли уже уходит, - сообщил сестре Эллайджа.

Уходит?! Убегает, роняя кеды и собственную честь в глазах кровососущих монстров!

- Да, да, мне надо… в это… в Глейшер… к бабушке… вот так, - волчица запиналась на каждом слове и душой уже была на полпути к горе… к любой горе, лишь бы подальше от семейки Майклсонов.

- Отлично, я подвезу тебя, - Ребекка распахнула перед оторопевшей Хейли дверцу пассажира. – Или на своих двоих удобней?

- Сестра, - Эллайджа корит и голосом, и многозначительным веским взглядом. Ребекка смотрит мимо брата, и даже не на мир вокруг, а будто внутрь самой себя. Но обращается все так же к Хейли.

- Надеюсь, ты не инженю?

- А? – если бы могла, волчица почесала бы за ухом задней лапой. «Растерянность» так и вопил весь ее вид. Мужчин семейства Майклсон Хейли худо-бедно знала, но отрешенная блондинка, предположительно та самая Ребекка, ей встретилась сегодня в первый раз.

- И не эрудит. Садись, раз предлагаю. Отвезу тебя в твой Глейшер по дороге в Калиспелл.

- Глейшер дальше, в сторону Канады.

- И я могу дать Хейли свою машину, - встревоженный Эллайджа явно пытался преломить сложившуюся ситуацию. Бесполезно. Видимо, сестрица Майклсон из того же теста, что и Клаус.

Пусть Хейли и не видела источника проблемы, но нутро предательски скрутило от предощущения опасности, волк чуяла беду за милю, а тут она стояла в двух шагах.

- Значит, сделаю петлю. Садись уже в машину, нелепое дитя Скалистых гор.

- Ребекка, - предпринял последнюю бесплодную попытку достучаться до сестры чудной Эллайджа. Лучше бы он со стеной поговорил.

Уехать с безумной блондинкой – подставить задницу под чужие разборки, остаться – обзавестись бессмертным смертоносным врагом.

Хейли захлопнула за собой дверцу с пассажирской стороны, и серебристый седан тут же сорвался с подъездной дорожки, как будто ждал ее одну, [собственно, да, ее одну Ребекка и ждала]. Вампир смотрела строго на дорогу, волк мимикрировала под среду и тоже уставилась на влажный от утреннего дождя асфальт, ведущий их из бухты Волка к 93 шоссе.

Возможно, Хейли померещилось, но сквозь шум мотора и трение колес о гравий на дороге, от дома странных и пугающих вампиров донесся слабо различимый отголосок дикого рева «КУДА???». И Хейли мысленно взмолилась, чтобы куда угодно, только не сюда.

Съехав в Калиспелле с 93 на 2 шоссе, Ребекка наконец-то выдохнула, и Хейли решила, что и ей теперь позволено дышать, так что шумно втянула носом воздух. В дорогой машине, в марках волк не разбиралась совершенно, но вроде как Кадиллак кабриолет с закрытым верхом, не пахло хвоей или океанским бризом, только кожа, пластмасса и метал. Наверное, так пахнет роскошь. Молчание было не в тягость. Блондинка оказалась на удивление умелым водителем и ориентировалась в местности не хуже самой Хейли, так что, оставив позади озеро Пяти, девочки въехали в Западный Глейшер, свернув с национальной автомагистрали на более узкую Дорогу к Солнцу, совсем недавно открытую после зимнего сезона. Переехав через реку Вилка Равнины по старому арочному мосту из ржавого железа и обветшалого бетона, они направились к озеру МакДональда, которое им предстояло обогнуть по восточному берегу.

Не доезжая до ручья Логана, Ребекка очень странно улыбнулась, с такой улыбкой прыгают с моста или играют в русскую рулетку, а не тихо и спокойно едут по безлюдной Дороге к Солнцу среди Скалистых гор.

- Сейчас я кое-что устрою, так что тебе лучше сойти.

- На полном, блин, ходу?! Я оборотень, а не Терминатор.

Но Ребекка уже бросает руль и, перегнувшись через Хейли, раскрывает дверцу машины с пассажирской стороны - один толчок, и оборотень покатилась по дороге в овраг кювета, поросший невысокою травой.

Педалью газа протыкая днище Кадиллака, Ребекка набирает скорость. Хейли, в крови и ссадинах, встает на шаткие колени, сидя в пыли обочины дороги.

И, досчитав только до 100 из 240, со стороны озера МакДональда вылетает еще один автомобиль. Огромный черный Мерседес несется на той же скорости, что и кабриолет Ребекки, если не быстрее, и силится догнать и обогнать. Дрожащими, разбитыми до мяса о камни и асфальт, руками волчица Хейли закрывает рот. Перед ее глазами на скорости 250 км/час разверзла пасть чужая драма, и это зрелище не для слабонервных девушек из лесной глубинки.

На счет 180 Клаус почти догнал Ребекку на дороге, на 200 они прочно поравнялись, на 220 Мерседес пошел в обгон, на 240 Кадиллак был окончательно подрезан и должен был съезжать, снижая скорость, резко вправо. Но у Ребекки на этот счет, похоже, были свои планы, и, сбросив газ, она нажала тормоз...

Машины не столкнулись, они просто смешались, в безбожно искореженный комок метала в один миг, Хейли даже не успела вскрикнуть. И понеслись вперед и влево, к некрутому повороту, где ручей Логана впадает в устье Сенного ручья. Полет был безобразным и эффектным, такие хорошо снимать в кино, но рейтинг должен быть, как минимум, PG-13.

На несколько минут оба вампира исчезли за стеной огня и дыма, клубящегося над пылающим комком из двух достаточно больших автомобилей, свалившихся на левый берег мелкого Сенного ручья. Хейли даже не успела попытаться встать на ноги в полный рост, как сквозь огонь к дороге метнулись две фигуры, скорее всего целые и не особо поврежденные на вид. Ребекка, очевидно, хотела убежать, но брат ее догнал, схватил за руку и, повернув к себе лицом, взял под мышки как котенка. Еще миг, и ноги вампирши оторвались от земли, а лицо сровнялось по уровню с лицом социопата. Разница в росте у них была не меньше 10 см, так что теперь Ребекка просто болтыхалась в воздухе, повиснув на руках у брата, который что-то говорил, и говорил, а после так затряс сестрицу, что Хейли не на шутку испугалась. То, как Клаус тряс Ребекку, заставило волчицу молча возблагодарить блондинку за свой полет в кювет - раны затянуться, а из лап Клауса она ушла бы только ножками вперед.

О чем он так кричит в ее лицо не слышно. Ребекка слушает, но ничего не отвечает, она безвольная как тряпка, просто висит с открытыми глазами на руках родного брата. И тут случается еще один из актов драмы, правда теперь без скрежета метала и запаха горящих от трения о горную дорогу шин. Социопат впивается губами в губы тряпки и целует так, как будто ест ее живьем. Значит, она – та самая Ребекка. Но тряпка так же молчалива и безвольна, она не отвечает, просто терпит. Насилие. Больше всего на свете Хейли ненавидит насилие над женщинами, так что встать ей помогает одно лишь чувство накатившей злости. На подгибающихся, залитых кровью и изъеложенных в грязи ногах волчица, по ее ощущениям, бежит, хотя на самом деле еле ковыляет к сестре и брату Майклсонам. Хочется кричать, но губы полностью разбиты и плотно слиплись от свернувшейся крови, их не разодрать. Заметив Хейли или просто устав безрезультатно пожирать Ребекку, Клаус метнул в волчицу взгляд-кинжал, но девушка и дальше ковыляла в их сторону. Одна недобрая улыбка и руки, державшие Ребекку как котенка - под мышки, уже лежат на ее шее. Едва заметное движение, глухой противный хруст, и свесив голову на грудь, вампирша падает на землю как мешок с бататом.

Единственная мысль в мозгу волчицы речитативом повторяет "Если он сейчас сломает голову и мне, то я уж точно спустя час не оживу обратно".

Но тут со стороны обзорной площадки Глейшера выезжает автомобиль, за ним другой, их кажется там целая колонна. Возле ручья горят автомобили Майклсонов, поди ворованные оба, а посреди дороги стоит ходячий труп мисс Маршал и мужчина, у чьих ног поперек двоих дорожных разделительных полос лежит растерзанное тело бездыханной старшеклассницы из Полсона, Монтана. Хейли уверена, что Клаус убежит, схватив сестру в охапку. Но он бежит один, к ручью, через него и просто исчезает в лесу с той стороны дороги – там пробежится по горам немного и добро пожаловать в Канаду, адское отродье. Машины замедляют ход, они безумно близко, нужно торопиться, ноги ступают шатко и несмело, но до Ребекки максимум 5 метров.

Когда колонна тормозит у места автокатастрофы, Хейли уже дотаскивает за руку Ребекку до оврага вокруг Логанова ручья, перебравшись через который, будет лес. Люди кричат им что-то вслед, держат в руках мобильные, всем стадом нажимают на кнопки 9-1-1, какой-то доброхот даже пускается в погоню. Но, обернувшись на шаги, волчица наконец-то разрывает слипшиеся губы и обнажает в рыке острые клыки. Бурая кровь течет по подбородку на ее джинсовую куртку и на грязный белый свитер, лежащей в землю ниц, Ребекки. Картина так пугает доброхота, что тот, не озираясь, задом наперед несется в сторону дороги, а Хейли наклоняется к Ребекке, переворачивает на спину и, ухватив за руку посильнее, тащит через густой и мрачный ельник в сторону Лавинного кемпинга, который был когда-то ее домом.

Прослушать или скачать Placebo Song to Say Goodbye бесплатно на Простоплеер

@музыка: Placebo - Song to Say Goodbye

@темы: Хейли, Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе, Эллайджа

---

7. Аморальные уроды. Он.

Ритуальные жертвы

Часть 1. Аморальные уроды

7. Аморальные уроды. Он.

Воскресное богослужение в Пресвитерианской церкви Полсона обычно начинается в 11 утра, а значит Камил должна быть где-то здесь, в толпе религиозных идиотов. Ищу ее глазами среди блаженных одухотворенных лиц и становлюсь только злее, раздраженней. Овцы пришли в дом пастыря, а тут их поджидает кровожадный серый волк, признайте, ситуация не лишена некоторой доли иронии.

- Клаус, - кто-то хлопает меня ладонью по спине. Камил стоит на дорожке, ведущей ко входу, в ужасном розово-зеленом пышном платье и выглядит по шкале нелепости сразу на 10 пунктов из 10 возможных. Красивые девушки и строгая религия несовместимы.

«Красивые девушки носят узкие джинсы, футболки навыпуск и пахнут как мы, пахнут нашей породой» измывается, сидя на левом плече, неумолкающий ни на миг змее-дьявол. У нас с ним выдалась отличная совместная суббота в домике у лодочной станции: алкоголь, онанизм, 2 заплыва в холодной воде озера Глупцов, алкоголь и опять онанизм.

- Ты со мной или где-то еще? – улыбается глупышка Камил, не замечая дьявола, обоих дьяволов сразу.

- Нужно поговорить.

- Пойдем в учебную комнату, там как раз закончили заниматься взрослые, а у детей сегодня нет занятий, Иеремия заболел.

Что еще за Иеремия?

- Веди.

Комната, где изучают Евангелие местные кальвинисты, обставлена скромно и без вкуса, протестанты те еще спартанцы, уж лучше католики, грешащие не меньше, но хотя бы с размахом: в бархате, позолоте и с бокалом прохладного вина.

- Ты хотел поговорить о чем-то конкретном? – Камил села за одну из парт, стоящую перед учительским столом, а я сел задом на крышку стола перед ней, ибо грешен я, отче.

- Вспоминай, - шепнул я и наивный открытый взгляд Камил О'Коннелл тут же помрачнел.

- Опять?! Сколько можно играть с моим мозгом?

- Я твой парень, таков уж мой скромный удел.

- Ты такой же мой парень как я хоккеист на траве! Неужели это действительно настолько необходимо – каждый раз подчищать за собой?

- Для твоего же блага, Камил.

Осуждающий взгляд посверлил меня пару секунд и О'Коннелл сдалась.

- И о чем мы поговорим на этот раз, Клаус? Истязания отца, отец, который оказался отчимом, тысяча лет скитаний, в попытке сбежать от отца, убийство отца колом из белого дуба, что теперь? Отец внезапно воскрес и весь цикл запущен по новому кругу?

- Моя сестра. Я ее укусил, это было впервые, а еще оскорбил, не так, как обычно… по личным причинам, и не знаю, что мне делать теперь…

- Сделай вид, что так оно и должно быть, это же твой излюбленный метод для тех, кому невозможно внушить.

- Камил…

- Так ты, правда, сожалеешь об этом? Искренне или как для меня?

- Я всегда предельно искренен с тобой.

- Особенно когда я под внушением.

- Это и есть хваленое христианское великодушие, рука помощи блудному сыну и прочий схоластический бред?

- Бога, Библию и мою веру – не оскорблять, - острый пальчик, с коротко обрезанным ногтем, был предупреждающе нацелен в меня.

Я поднял руки, сдаваясь на суд рабы Божьей Камил, или кем там считают себя протестанты.

- Обидел сестру – извинись.

- Если я извинюсь, она вызовет мне экзорцыста. Кстати, отец твой не практикует изгнание бесов?

- Клаус.

- Прости, папу тоже не оскорблять.

- За что ты ее укусил?

- За плечо. Или ты имеешь в виду, почему? Она оскорбила тебя.

Камил, в изумлении, быстро-быстро заморгала, как будто трепещущие ресницы помогали поскорее донести мои последние слова прямиком в ее мозг.

- За все века, что вы были вместе, скрывались, срывались, сходили с ума, она не смогла породить в тебе большего гнева, чем когда оскорбила меня? Два кольца, два конца, посредине – враки.

- Правда, она оскорбила тебя.

- Вот в это я верю вполне, она же тебе не чужая, она твоя младшая сестра, чему научили – тому она и подражает теперь.

«Слышал-с-с-с, что блондика с-с-сказала, с-с-сестра, твоя младшая с-с-сестра, с-с-сестренка, а ты хочешь с-с-сунуть в с-с-сестренку свой чл…»

- Клаус! Что с тобой? Ты побледнел! Не знала, что вампиры так могут…

Камил вскочила из-за парты, и теперь стояла у стола прямо передо мной, просто нос к носу.

И взгляд ангела проникает в мой взгляд, прямо в самую бездну, прямо в место страшнее, чем Ад.

- Скажи мне, зачем ты обидел сестру, только на этот раз – правду.

- Я люблю свою семью, Эллайджу, сестру. Я берег ее от всего, от нее самой, от глупых поступков, жестоких людей, способных вонзить кинжал ее сердце, а когда не берег – случались… ужасные вещи, для нее, для меня, для всей нашей семьи. Но она никогда ничего не ценила, никогда не любила меня…

- Клаус, я не очень хорошо знакома с твоей сестрой, но… она всегда рядом, даже в твоих жутких историях об отце, рядом не мать, не твои братья, а она, всегда одна она. Может, сейчас ты ее и обидел, и словом, и делом, но она – твоя кровь.

- Моя кровь…

- Когда все уйдут, а они всегда уходят, ты сам говорил, то останется только она. Таков уж ваш круг бытия в этой «жизни вместо смерти». Извинись перед ней. Такими словами, чтобы она не звала экзорциста, а, наконец-то, тебя поняла. Ты ведь любишь свою сестру, но зачем-то это скрываешь, и от нее, и даже от самого себя. Возможно, в те времена, когда вы были людьми, такие вещи считались слабостью, недостойной мужчины, но жизнь поменялась, Клаус, попробуй и ты. В конце концов, она никогда никуда не уйдет, не заведет семью, не родит детей, не сможет баловать внуков. У всех вас отняли жизнь, но вы, мужчины Майклсон, можете хотя бы пытаться, мужской мир – он другой, он война, деньги, слава, любовь многих женщин. Женский мир – это дом, и семья: муж, дети, собака, возможно. Твоя сестра никогда не получит от мира свое, и жить, при этом, она будет вечно. Будь добр к своей сестре, Клаус. В конце концов, кто как не ты «сторож сестре своей»?

- Каин и Авель… как символично.

- Ты Каин и этого не изменить, да и она сама – тот еще Каин. Но друг для друга вы можете быть кем-то лучшим, у вас есть шанс и бесконечность впереди, чтобы исправить любые ошибки.

- Ты же понимаешь, что я...

- Ну, да, конечно, должен заставить меня все это забыть.

- Для твоего же блага!

- Иногда, Клаус, благо дающего сильно не совпадает с понятием о благе одаренных. И то, что видится тебе защитой, со стороны мнимых спасенных ни что иное как жестокое вторжение в свободу действий, право выбора, в личную жизнь, наконец. Не бойся, я готова все забыть. Сейчас я говорю не о себе, а о...

- Забудь.

Камил так и не успела договорить "Ребекке". Мне и без того тошно, чтобы еще лишний раз слышать имя сестры, пульсирующее в голове как приступы мигрени.

- Клаус? Ты здесь… И, и я здесь, - Камил удивленно осмотрелась по сторонам. – А о чем мы только что говорили?

- Ты попыталась вернуть меня в лоно церкви.

- Правда? И как, получилось?

- Разверзлось небо, и Господь нам самолично сообщил, что я – дитя совсем другого лона.

Перед домом топчется волчица Хейли Маршалл. Только ее мне здесь и не хватало.

- Что привело в наш дом волков Монтаны?

- Я жду Эллайджу, а ты, я погляжу, сегодня особенно приветлив, просто живое воплощение изысканных манер. Хотя это, конечно, в твоем стиле.

- В моем стиле? Ты совсем меня не знаешь, мелкий волк.

- О, я отлично знаю, что ты - хмырь.

- Что такое хмырь?

- Спроси у зеркала, оно тебе ответит.

- Какая смелость, ведь я могу убить тебя одним движением руки, даже не напрягаясь особо.

- А еще меня может убить один глоток воды, один кирпич, один медведь, одна пуля в лоб, целые толпы смертоносных одиночек, но ты, конечно, уникальная машина смерти - нормально я лизнула?

- Волк...

- Хмырь, тебе никто и никогда больше не скажет тех слов, которые сейчас озвучу я: не все на свете может поместиться в одних твоих руках, так что даже таким машинам смерти придется делать выбор или, или. В жизни оно ведь как: хочешь взять - бери и не спрашивай, а хочешь получить - попроси и жди, пока дадут согласие. Нельзя взять и получить одновременно.

- Глубокое познание о жизни, пойду и запишу на стену кровью. Кстати, не хочешь крови одолжить?

- Ты либо, правда, ничего не понимаешь, либо всамделишный кромешный идиот. Я знаю, что привело меня в тот бар у 93 шоссе, вопрос в другом: что привело туда тебя.

- И какая же великая печаль привела сиротку Хейли в Озерный бар? М-м-м? Ведь я тебе не нравлюсь. Это очевидно. И вместе с тем ты с легкостью со мной переспала.

- Так я сама себе не очень-то и нравлюсь на этом жизненном этапе, отсюда алкоголь, печаль и секс с социопатом.

- Что ж ты такой кусачий, мелкий волк? Ты постоянно оскорбляешь могущественного первородного гибрида.

- А ты меня не поправляешь, на это ваш чудной Эллайджа сказал бы что-нибудь такое "в ее словах есть доля очевидной правды, не находишь?"

- Да ты и волк, и первоклассный имитатор, какие-то другие скрытые таланты будут, ну, я не знаю, макраме или плетенье шляпок из соломки?

- Макраме? Плетенье шляпок из соломки? Вношу поправку, ты не просто хмырь, ты устаревшая модель хмыря, пусть будет «древнехмырь» или «хмыростарь», нет! Первородный хмырь, извечный прародитель всех хмырей! Красиво получилось, правда?

- Пошла вон из моего дома, мелкая шавка.

- А я и не к тебе пришла, а к вашему Эллайдже. Вон, кстати, он идет. Пока!

Оставив дорого брата на растерзание волкам Монтаны, вхожу в дом через боковую дверь с террасы, кухня пуста, семейный завтрак в столовой либо был временно упразднен, либо отлично прошел и без меня.

В гостиной на диване перед зажженным камином лежит сестра, глаза закрыты, на голове наушники, нога, закинутая на ногу, нервно подрагивает в так музыке. Обычная семья. Мы – обычная семья, а это – моя сестра, перед которой пришло время извинятся за вышедший из-под контроля воспитательный момент.

«Только за пятницу? А за с-с-суботу извинитс-с-ся не желаешь? В с-с-субботу ее было бес-с-сконечно много и в с-с-самых разных позахс-с-с, мы делали ей хорошо, с-с-сладко, нам нравилас-с-сь, так нравилас-с-сь наша сес-с-стра».

- Ребекка! – грубо хватаю ее за дрожащую ногу, желание быть добрым старшим братом испарилось.

Глаза распахнуты в немом изумлении, наушники тут же стянуты с ушей, я ослабляю хватку, отпуская холодную стопу из своих рук, и Ребекка встает передо мной в полный рост.

- Камин, - показываю пальцем на пылающий огонь за ширмой из стекла. – Холодная весна?

Выходит даже злее, чем я хотел.

Ребекка, молча, надевает свои кеды и собирается уйти из комнаты наверх, к себе.

- Я, вроде как, тебя не отпускал.

- Новое правило послушания? Издание второе, переработанное и дополненное новыми дружественными угрозами, приказами и наказаниями за их неисполнение? Я – вся внимание, Ник, воспитывай меня, у тебя отлично получается, ты прямо как Мария Монтессори и Иосиф Сталин в одном лице: делай, что хочешь, но помни, однажды ночью мы за тобой придем.

Я слишком близко подошел к Ребекке, но ей больше не страшно, она стала бесстрашной в эту пятницу. Как много вызова в ее глазах. Лучше бы мне сейчас уйти, но я уже не могу остановиться, я лишь неотвратимо приближаюсь к сестре мягкою вкрадчивой походкой, как голодный хищник к самонадеянной беспечной жертве.

- Что у нас сегодня на повестке дня? Оскорбления, кинжал, смоченный в пепле или опять новинка года - "я никогда не укушу тебя, Ре..."

Но я, и правда, не кусаю.

Этот поцелуй, в ямку на шее над ее правой ключицей, врывается в ее и без того довольно шаткий мир как громыхание во всеуслышание объявленной войны. Но где же ангел за моим правым плечом, вопящий здравые советы "не смей, слышишь, не смей, она твоя сестра, сестра!!"? Почему остался только дьявол, шипящий из-за левого улыбчивой змеей "ну, вотс-с-с-с, а говорил, что дальше падать некуда, но пос-с-смотрите-ка, мы падаемс-с-с, еще как падаемс-с-с, и даже не пьяны! давай, не мешкай, шагни поближе, заступи за грань, с-с-скорее!"

Ребекка изо всех сил толкает меня в грудь, сама отскакивая вглубь гостиной, как можно дальше от меня.

- Да что с тобою вообще такое, Ник?! То я шлюха, которая не знает о любви, то ты меня кусаешь, то целуешь в шею! Ты хоть понимаешь, как все это выглядит в мои глазах?! О чем ты думаешь, что ты творишь? Я больше не могу здесь жить, это место не мой дом, а полигон твоих страстей! Каждый день я просыпаюсь с мыслью, что к вечеру уже могу лежать в гробу с кинжалом, торчащим из моей груди! Но хуже то, что есть такие дни, когда мне кажется, что гроб не самая плохая перспектива, что жить с тобою рядом – вот что полное безумие, вот что страшнее, чем любая смерть.

- Ребекка…

- Что, Ребекка?! Тебе есть что мне сказать, есть что-нибудь такое, чего я о тебе, себе, о нас не знаю, но должна бы знать?

Что мне ей сказать? Сказать мне нечего, и я, молча, продолжаю смотреть на злую бледную сестру.

- Прекрасно! Тогда я точно убираюсь из этого вертепа, прямо сейчас!

- Ребекка, НЕТ!

- Ребекка уже так долго НЕТ, что с этого момента будет только ДА Ребекка, ты слышишь меня, Ник, только Ребекка ДА, и сейчас она уходит навсегда! Да-да-да-да!

Я преграждаю ей путь к парадной двери дома. Нет, никуда она сегодня не уйдет, ни навсегда, ни на минуту.

Лицо Ребекки искажает такой гнев, что вся ее былая красота скрывается под этой маской из отменного уродства. Встретив такую, ни за что бы не признал в ней свою глупую сестренку. Но, эта новая Ребекка не так уж и глупа. Один бросок к камину и в ее руке зажат рукояткой вперед чугунный совок для углей и золы.

- Даже не ду…

Метал проходит сквозь мое плечо и плотно прибивает меня, как бабочку к картону, к фасадной стене дома. Но злость во мне кипит такая, что физическая боль не ощущается совсем.

- РЕБЕККА!!!

Сестра, даже не глядя на меня, бежит к двери на заднюю террасу. Беги, сестра, беги, только не плач, когда я догоню!

Прослушать или скачать The National Terrible Love бесплатно на Простоплеер

@музыка: The National - Terrible Love (Alternate Version)

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

6. Аморальные уроды. Она.

Ритуальные жертвы

Часть 1. Аморальные уроды

6. Аморальные уроды. Она.

- Ник снова пьет, изба-читальня превращается в приют для забулдыги.

- Для кого? Откуда ты понахваталась этих пошлостей, Ребекка?

- Старшая школа Полсона! "Вперед, вперед, Пираты!" - я хлопаю в ладоши и скандирую во всю мощь легких слоган местной команды по американскому футболу, передразнивая дружный хор чирлидерш во главе с пустоголовой блондинкой-энтузиасткой, которая спала когда-то с Ником и каждое утро неловко улыбалась мне на подъездной дорожке перед домом.

- Ну, раз мы поселились вблизи от винодельни, то и до богадельни теперь рукой подать, - на эту реплику Эллайджа улыбнулся. Будь его воля, я бы говорила как девушка со страниц Остин и сестер Бронте, и одевалась бы по той унылой моде, чтобы скрывать, и прятать, и ревностно блюсти обманчивую добродетель.

- А как там поживает твой новый, как обычно, общий с Ником, любовный интерес? Двойники больше не в моде и новым трендом станут волки?

Эллайджа тяжело вздохнул, но взгляд от толстой в кожаном тесненном переплете книги, лежащей на его коленях, так и не оторвал. Видимо, сегодня я не удостоюсь даже взгляда.

- Оставим девушку в покое.

- Даже так. У нас здесь намечается вторая Татья, она же Кетрин, она же Бог весть кто еще, но с той же физиономией?

- Ребекка.

- Знаю-знаю, с тем же ангельски прекрасным кукольным лицом…

- Я говорю не о Петровых, а о Хейли. У человека непростая жизнь, так что давай не станем усложнять ее собою.

- Мы и не станем усложнять? Любой, соприкоснувшийся с нашим проклятым семейством, по-умолчанию предельно усложнен. К тому же, потенциально мертв. Да и не мне стоит держаться подальше от волчицы Хейли, чтобы с ней не приключилась печальная судьба рода Петровых, а тебе, мой бесконечно дорогой Эллайджа, спаситель всех побитых жизнью котят, волчат и двойников.

- Ребекка, твоей язвительности стало слишком много.

- Тогда я поскорее избавлю этот дом от своего присутствия, пока токсины моих чрезмерно ядовитых слов не разъели вашу нежную бессмертную плоть до самых адамантовых костей.

- Что ты задумала, Ребекка? – Эллайджа, наконец-то, оторвался от чтения и посмотрел на меня с нескрываемой тревогой. И почему от меня вечно ждут плохого?

- Поеду в школу, грызть гранит науки. Хотя, с нашими зубами, - здесь я широко и хищно улыбаюсь дорогому брату, - нам что гранит, что не гранит…

Старшая школа Полсона, Монтана, она такая… Школа. Типично усредненный вариант. Как весело было учиться раньше – пригласишь домашнего учителя и тут тебе и этикет, и обед, и рандеву на крышке антикварного рояля.
Сейчас, спустя всего 16 минут в дороге, я стояла у одноэтажного шоколадно-коричневого здания, которое могло бы служить для Полсона чем угодно, от приюта для бездомных до городской мэрии. «Гордость. Собственность. Труд. Старание. Уважение» - вот наш девиз, бессвязный набор случайных слов, полных патетики и энтузиазма. А весной и осенью здесь протекает крыша. Ну, что тут скажешь, «Вперед, вперед, Пираты!»

Сегодня, после занятий, должен состояться матч по американскому футболу, об этом всех студентов оповещал огромный баннер аккурат над входной дверью «Питаты, Полсон против Волчьей стаи Глейшера, Калиспелл». Замечательно, безногие будут бить безруких. Нашим футболистам даже обнять и плакать не поможет, сборище жирдяев, хиляков и коротышек – команда мечты Полсона, Монтана. Но, есть один достойный вариант для одинокой симпатичной девушки 17-ти лет...

- Ребекка! Ребекка Майклсон!

Миссис Эмили Джонсон, один из личных консультантов нашей школы, бежит за мной по коридору.

- Ребекка, на этой неделе все старшеклассники проходят обязательную консультацию по предотвращению сексуальных домогательств и насилия над детьми! Вы у меня еще не отмечены! Пойдемте!

Вот как она узнала, что я планировала домогаться Майкла. Ведьма, не иначе.

В кабинете частного консультирования студентов я прилежно выслушала пугающую историю про Сьюзи, которую сначала заманили попить кофе, потом изнасиловали, расчленили и закопали в парке под осиной. В общем, обычный вторник Ника. Напоследок миссис Джонсон провела блиц-тест на усвоение информации:

- А если он захочет Вас потрогать в каких недозволенных местах?

- Я сообщу в полицию и братьям, - а после просто оторву уроду руки и сделаю из них ему вторую пару ног.

Я вспоминаю всех своих бойфрендов, перебирая их увечья в уме: у Александра был вырван язык, Марселя посадили на кол, Стефан остался целым, но он был изначально мертвым и все оторванное, тут же приросло бы обратно, а так играть неинтересно. Определенно, я - находка для маньяка.

Занятия проходят под эгидой слова «скука», матч я пропускаю, потягивая колу и кровь из заезжих поглазеть на дикую природу туристов-натуралистов [веганы вкусно пахнут!] в «Лаундже на Южном Берегу». Будет крайне неудобно, если в самый ответственный момент у меня скрутит от голода живот. Майкл, хоть и не Бог весть что, но очевидно лучшее из блюд в меню гриль-бара старшей школы Полсон. Теперь осталось только перехватить у выхода из раздевалки квотербекка и удовлетворить голод слегка иного толка.

В окнах дома подозрительно темно, но за поцелуями с доступным и весьма любвеобильным Майком, я не замечаю маяка по курсу. Зато маяк не дремлет.

- Мх-мхм, я вам не помешал?

Прелестно. На лестнице стоит мой старший брат. Именно тот, которого я, на месте Майкла, не горела бы желанием встретить лицом к лицу. Голос у Ника низкий и тягучий. Отлично, он еще и пьян!

- Ты принесла с собою поздний ужин? Как некстати, мы уже поели!

- Майк, пока, - радужки в глазах верзилы-квотербекка расширились, потом внезапно сузились и вновь приобрели обычный подобающий размер. Под силою внушения мой не случившийся любовник покинул дом, захлопнув за собой входную дверь.

- Надеялась, что хоть сегодня побуду здесь одна.

- Надежды, какая хрупкая материя, особенно в неловких девичьих руках. К тому же, одна? Я, знаешь, сосчитал, и получилось двое. Могу пересчитать.

- Без вас, без вас одна.

- Без нас тебе нельзя, без нас ты пропадешь. Любой тебя обидит и в грудь кинжал воткнет, прямо в разгар… процесса.

- Процесса? Так вот как это называли во второй половине 20-го века! Прости, немного упустила, пока спала заколотой в гробу, кстати, что немаловажно, именно кинжалом в грудь! И ведь проткнули меня им без всякого процесса, более того, мой беззаветный опекун, мой неусыпно бдящий старший брат, моя надежда и опора в этой жизни, мой сверхзаботливый спаситель был рядом! Вот просто руку протяни, а рядом брат. Так как же я попала в гроб на 80 лет, когда мой Ник был рядом? Ах, да, он сам меня кинжалом и проткнул! Как неудобно получилось, не находишь?

Ник в недовольстве скрестил руки на груди и посмотрел на меня страшным серым волком. Момент упущен, брат. Все то, что раньше, ввергало меня в подлинный животный страх, теперь лишь бесконечно утомляет. Даже порочнейшая изо всех порочных игр при регулярном повторении имеет шанс скатиться в скучную рутину. Теперь лишь редкий мир сумеет всколыхнуть свежей струею нашу обыденность войны.

- Что наша жизнь, игра противоречий. Разве не этому сейчас вас учат в школе, сестренка? Или ты слишком уж увлечена спортивным сектором, чтоб посещать занятия по менее волнующим предметам?

- С чего бы. Вот сегодня я узнала, что ты - Амундсен, я – Скотт. Ты никого и ничего не пожалеешь для победы, а я сентиментальная сопля. Ты победишь и станешь притчей во языцех, а я замерзну где-то в антарктический снегах лишь оттого, что не смогла пустить на корм упряжку верных ездовых. Но время - удивительная штука, оно воздаст свое обоим нам. Тебя запомнят как сожравшего собаку, меня как человека до конца. Тебя даже Аврора Аустралис осуждает!

- История, остроумие, английский язык.

- География, география, физическое воспитание. Так что спортивной стороной вопроса я увлекаюсь строго по предписанным часам.

Ник все еще стоит на лестнице и заграждает мне дорогу в спальню. Можно выйти на террасу и легко забраться по стене в окно, но настроение испорчено, и больше я ни пяди своих прав не уступлю, пусть отступает Ник, а то все я да я, несправедливо!

Стоя двумя ступенями ниже брата, я вежливо и мило попросила:
- Отойди.

Но вежливо и мило для Ника – пустой звук. Так что пришлось его слегка толкнуть ладонью в левое плечо. Не помогло. Я глубоко вдохнула и посмотрела на брата с немым вопросом:

- Ник?

- Ребекка?

- Я хотела бы пройти наверх, к себе.

- А ты по стеночке, по стеночке, сестренка, - он развернулся, встав спиной (ага, именно спиной) к перилам, а лицом к стене. Ну, ладно, черт с тобою, прижмусь спиною к штукатурке и просто проскочу. Не проскочила.

От Ника пахло как от винодельни. А это еще что за новость?! Коленом Ник раздвинул мои ноги, и это как-то уж совсем не братский жест.

- Колено убери!

Но Ник, нахально улыбаясь, лишь поднимает ногу выше, и я уже фактически на ней сижу (вишу?), прижатая спиной к стене и стиснутая мертвой хваткой по бокам чуть пониже последнего, адамова, ребра.

Как может быть вампир смертельно пьян?! Это же сколько ведер должно было пройти сквозь глотку брата, чтоб сотворить такой вот результат?!

- Где Эллайджа?

- О, не беспокойся, мы совсем одни. Никто, - брат едва ли не прижимается губами к моему правому уху и сипло шепчет, - никто сегодня нам не помешает. Разве не здорово, сестренка, м?

Все это точно не к добру. Он пьян, он зол из-за Майкла, он слишком близко к моей шее. Сейчас может последовать укус.

- Не надо, - я шепчу ему, - не надо, не кусай, - но Ник укусит все равно, а после будет наблюдать, как я в горячечном бреду валяюсь на полу и умоляю прекратить мученья.

Однако Ник лишь осторожно поправляет тонкий ремешок на моей шее - на нем висит миниатюрный ловец снов - и смотри мне в глаза печально и устало.

- Я никогда не укушу тебя, Ребекка. Кинжал - пожалуйста, всегда к твоим услугам, но укусить я никогда не укушу. Кого угодно, только не тебя, сестренка.

Он отпускает, отступает, и я снова ощущаю ногами пол. Нормальный человек на моем месте, сказав спокойной ночи, рысью бы метнулся в комнату, закрыв за собой дверь на все замки, а может, даже пододвинул к ней комод. Но я – каменная дура во степи – бываю иногда такою дурой.

- Спасибо за испорченный вечер, Ник.

- Ну, как видишь, у меня здесь тоже не бразильский карнавал, - брат обвел рукою просторный и пустынный холл. И я должна была уйти.

- Так позови сюда свою подружку, дочь преподобного как его там, Камил.

- Она не ходит по чужим домам.

- Ах, да, как я могла забыть. Чистые душою предпочитают трахаться в мотелях, держась подальше от осуждающего взора таких же чистых духом христиан.

Я развернулась, наконец решив уйти, но будем откровенны, по состоянию на данную минуту «уйти» уже исчезло из раскладки опций.

Ник дернул меня сзади за воротник жакета как щенка за шкирку, развернул лицом к себе и тут же отшвырнул в стену спиной. Каменные перегородки задрожали, но устояли под тяжестью удара, а вот ребра мои - нет и, кажется, одно из них даже пробило спину, а вместе с ней и новенький жакет.

- Тебе преподнести уроки послушания, Ребекка? И этим грязным ртом ты собиралась целовать мальчишку-футболиста?

Я попыталась что-то выплюнуть в ответ, но только хрипло застонала. Отлично, еще одним сломавшимся ребром пробило легкие!

- Сейчас тебе, и правда, лучше помолчать.

Ник подошел вплотную и если бы не чертова стена, я с радостью бы отстранилась от него подальше, но между Ником и холодным камнем я оказалась как мышонок в западне. Теперь придется слушать пьяный братов бред.

Ник чуть ссутулился, чтоб заглянуть в мое лицо (он выше, это особенно заметно, когда я не на каблуках, а как сегодня - в кедах).

- Как, где и почему предпочитает предаваться страсти моя девушка - не твои проблемы вообще, ты поняла меня, сестренка?

Я кивнула.

- Молодец. Теперь еще одно. Может, тебя и трахают, Ребекка, но с большинством нормальных девушек мужчины занимаются любовью. Понятно, что вам - шлюхам - невдомек такие вещи, но постарайся не ровнять всех по себе самой.

Ник мог меня ударить, заколоть, назвать предательницей, пошутить о моем вкусе на мужчин, но шлюхой он назвал меня впервые... Что ж, признаю, когда игра становится действительно порочной, то в ход идут самые грязные приемы. В конце концов, я первой начала.

- Последнее, и не по важности, по счету...

Ник наклонился слишком близко к моему лицу, так что первая слеза скатилась не по моей щеке, а по его. Я страшно не хотела плакать, но и не плакать не могла. За что? За эту пресную белесую дешевку?

- Ребекка?!

Говорят, что настоящая истерика - это цунами среди человеческих эмоций. После первого подводного толчка через какое-то непродолжительное время последует волна воды, которую уже ничем не переймешь. Так что всего через минуту я рыдала во весь голос, хрипя пробитыми легкими, как сломавшийся мотор, и захлебываясь в собственных слезах. Мир вокруг стал блеклым и нечетким, лицо Ника расплылось перед глазами, а его голос оказался скрыт за пеленой, так что я так и не узнала, что там последнее по счету, но не по важности, хотел сказать мне брат.

Я редко плакала, но когда шлюзы, наконец-то, открывались, то Большой Потоп в сравнении со мной был просто Мелкой Лужей на асфальте. Ник что-то кричал, его губы шевелились, но звук меня уже не достигал. Схватившись за мои предплечья, он тряс меня сначала деликатно, потом уже без пиетета, а что есть мочи, со всех сил. Бесполезно. Я ушла в себя. Удар, еще удар! Хлестать меня наотмашь по щекам - блестящая идея! Лицо мое теперь пылало не только от горячих слез, еще и от отвешенных пощечин.

Наверно, Ник смирился, и просто бросит меня прямо на ступеньках. Руки освободились, закончились удары, остановились губы, прекращая крик. Что ж, полежу, поплачу в тишине прихожей.

Внезапно горло обожгла острая боль. Он... укусил меня?! Посмел после всего, что сделал и наговорил сегодня?!

Мир вокруг стал быстро обретать свои былые очертания, рассеялся туман перед глазами, пересох источник слез, да и хрипы должны были вот-вот сойти на нет.

Ник аккуратно щупал мою спину, нашел рукой торчащее ребро и быстро запихнул его обратно в грудную клетку. Боль в груди прошла. Ник снова посмотрел в мое лицо, на этот раз осознанным и абсолютно трезвым взглядом. Ну, надо же, он даже протрезвел!

Рот брата был измазан моей кровью, которая стекала с подбородка прямо на тонкий кашемировый пуловер. Никаких чувств в его лице прочесть я не смогла, Ник был непроницаем как каменные стены нашего дома и точно так же мрачен. Он поднял свою руку вверх к лицу, поднес к губам запястье и прокусил тонкую кожу на тыльной стороне ладони, потом прижал к моим губам зияющую рану и я, помимо воли, глотнула его кровь, потом еще, потом впилась клыками в его руку и отпустила только через несколько секунд.

Никто из нас не знал, что нужно говорить в подобные минуты, так что я, молча, отвернулась и пошла на слабо гнущихся ногах наверх, в сторону спальни. Хоть я ни разу и не оглянулась по дороге, я чувствовала: Ник стоит на лестнице и смотрит мне во след. Когда за мной захлопнулась дверь комнаты, я просто повалилась кулем на пол и пролежала так до самого утра.

 

Прослушать или скачать Hurts The Road бесплатно на Простоплеер

@музыка: Hurts - The Road

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

Домик Хейли, бухта Тайлера

@темы: коллажик, место действия, "Ритуальные жертвы"

---

5. Аморальные уроды. Другие.

Ритуальные жертвы

Часть 1. Аморальные уроды

5. Аморальные уроды. Другие.

Хейли живет в смешном и кособоком домишке в бухте Тайлера, застрявшей на покатом берегу между широким и всегда холодным озером Глупцов и каменистою крутой горою, поросшей хвойными лесами. Не очень-то уютное жилище. Работа в заповеднике на острове Мустанга сама по себе, мягко говоря, не слишком прибыльное дело, а уж на принудительных работах не платят вообще ни цента.

Не стоило ей угонять ту чертову машину! За 5 минут протеста против фостерной системы дали 6 месяцев общественных работ.

Проблема еще в том, что лошади боялись Хейли… Волки не лучшие друзья конскому роду, и это если деликатно описать проблему. Когда ее лягнула третья кобыла за первых полтора часа работы, хотелось плакать, биться головой о тумбу бара и запивать печаль холодным виски. Вот где-то так она и оказалась в постели Клауса. Отличная дорога, по кольцевой из Содома да в Гоморру. Но Бог с ним, с кровососом, который, в пьяном угаре, во время секса называл ее стабильно чужим именем, видали и похуже. Проблема даже и не в телефоне, который у нее один за, дайте подсчитаю, последних 8 лет, а на другой копить придется где-то столько же, если не дольше. В конце концов, звонить ей некому, кроме офицера-надзирателя, руководителя работ на острове Мустанга и старой бабушки-волчицы, живущей в горах возле Глейшера. Сейчас у Хейли всего одна проблема: чертов социопатов брат сломал ей руку!

Кровь капала на старые трухлявые ступени, ведущие к ее хибарке под горой, пока она искала по карман ключи от рухляди-дверей, открыть которые с ноги гораздо проще, чем ковыряясь в ржавом, видавшем виды навесном замке.

Как хорошо быть денежным мешком-вампиром, и как хреново волком-сиротой.

Ключи пропали. Придется либо, правда, вышибать хлипкую дверь, либо лезть в окно второго этажа, где находилась спальня Хейли – старый свалявшийся матрас, лежащий прямо на полу.

Со сломанной рукой карабкаться по стенам было труднее, чем обычно, но злость гнала волчицу вверх.

- Какой приятный вечер для прогулки по стене, а с крыши должен открываться чудный вид на озеро и Полсон.

Волчица поняла, что отпустила здоровою рукой раму окна, схватившись за которую, держалась на уровне второго этажа, только когда свалилась в заросли кустов снежноягодника, растущие вдоль дома.

- Будь проклят день и час, когда у федеральной социальной службы США возникла гениальная идея направить меня жить в Монтану. Могли бы сразу пристрелить и оградить меня от этой утомляющей пародии на жизнь.

Карабкаться по стенам было проще, чем выбраться из чертовых кустов.

Внезапно Хейли подхватили под мышки чьи-то руки, ясно чьи – социопатова чудного брата, и 2, ну, может, 3 мига спустя она уже стояла перед брюнетом в дорогом пальто. Отлично. Просто замечательно! Она, взмыленная, со сломанной рукой, стоит в зеленой парке с бурым рукавом, пропитанном ее же кровью, в джинсах с прорехами не ради моды, а потому, что жуткое старье и с волосами, полными листвы и мелких веток из разломанных кустов, напротив человека, чье пальто стоит дороже, чем ее дом и все что в нем стоит.

- Боюсь, что это – моя вина.

- Моя пародия на жизнь?

- Рука, - Эллайджа бережно взял Хейли за запястье сломанной руки и попытался потянуть к себе.

- Да Вы, блин, издеваетесь! Сначала поломали, теперь хотите оторвать?!

Эллайджа тихо засмеялся.

- Что смешного?

- Оторванные руки особая черта нашей семьи, так в ней мужчины выражают симпатию своим избранницам.

- Отличная семья. Пойду, попью из озера, вдруг там живет чудовище, которое утащит меня в бездну.

- Чудовища сейчас живут с большим комфортом, ты ведь сама неоднократно посещала наш дом.

- Два раза: первый ради секса без любви, второй ради ущерба здоровью средней степени тяжести. Не могу пока определиться, что мне понравилось больше.

Эллайджа снова засмеялся, и Хейли с опозданием осознала, что запястье ее руки все так же сжато между холодных тонких пальцев – холод немного ослаблял тупую ноющую боль.

- Страховки нет?

- Э-э-э, привет, я - Хейли Маршал, а за спиной у меня дом, в котором я живу, вопрос страховки все еще актуален или отпал как таковой?

- Я нашел твой телефон, - социопатов брат достал из кармана поцарапанный и местами облезлый старенький мобильный Хейли. На этот раз волчице захотелось влепить пощечину себе или еще разок свалиться в снежноягодник, неважно, лишь бы не стоять зачуханной дворнягой с перебитой лапой перед холеным кровососом, в лице которого легко читалось одно единственное чувство – жалость к Хейли. Бедность не постыдна – это мог сказать только болван, который нищету и серость видел разве что в кино. Самой же Хейли от стыда хотелось провалиться прямо в ад или еще куда пониже, лишь бы не ощущать на своей шкуре поток сочувствия Эллайджи.

В медицинском центре Святого Иосифа не пахло ни хлором, ни мылом, ни тем специфическим остро-фармацевтическим запахом, который витает в бесплатных клиниках для нищебродов. А в приемном покое у них висела плазма и стоял камин, электрический, а не настоящий, но камин! И ни одного наркомана, скрученного ломкой где-нибудь под пластиковым стулом, на горизонте. Только бабушки с ходунками, розовощекие младенцы на руках у пышнотелых рожениц и импозантные мужчины в халатах и домашних тапочках, читающие «Вестник долины» или «Маяк Глупцов» [кто вообще дает газетам
такие чудовищные названия?!].

Хейли сидела в бежевом кресле, обтянутом жаккардом в мелкий розовый цветочек, и смотрела на проезжую часть 13 Восточной Авеню как загипнотизированный удав на кролика-флейтиста. Эллайджа подсел в соседнее через журнальный столик кресло и немного шутливо прошептал, глядя волку в глаза:

- Отомри.

Девушка встрепенулась и осмотрелась по сторонам.

- И где я сижу?

- В больнице.

- И почему я не помню, как попала сюда?

- Провалы в памяти после падения в пузыреплодник?

- Это снежноягодник.

- Не думаю, - улыбка кровососа приобрела оттенок снисходительности. Умные люди такие умные, им только дай повод и будешь целый день слушать образовательный аудиоканал без шанса заглушить сигнал.

- Как скажете, мистер…

- Эллайджа. Эллайджа Майклсон.

- Митсер Эллайджа.

- Можно просто Эллайджа.

- Не думаю.

Хейли вскочила с удобного кресла, и, повернувшись лицом к, оставшемуся неподвижным, вампиру, с высоты своей новой позиции сообщила:

- А деньги я Вам верну. Не скрою, не скоро, но все до последнего цента. И, на будущее, мистер Эллайджа, когда Вам случится увидеть в зарослях у озера мой изуродованный, истекающий кровью почти что труп, не откажите девушке в услуге – пройдите мимо, хорошо?

- В твоих словах есть очевидный смысл, но постоянная борьба с болью и страхом это еще не сила. Я сломал твою руку, стало быть, мне ее и чинить. Ничего личного, Хейли.

- Как скажете, мистер Эллайджа.

На улице, уже за дверью Святого Иосифа, волчица прислонилась к одной из красных кирпичных колонн, на которых держался гипсовый козырек над центральным входом. В бок что-то жало и здоровой рукой девушка нащупала в кармане, который по идее должен быть пустым, несколько предметов. При ближайшем рассмотрении это оказались ключи от ее дома и телефон, но не потрепанная жизнью раскладушка Веризон от Моторолла, а продолговатый прямоугольник с чистым стеклянным экраном, на задней панели которого красовалось надкушенное яблоко серебряного цвета. Когда Хейли вернулась в приемный покой, то от мистера Эллайджи уже и след простыл.

Прослушать или скачать Marina And The Diamonds Rootless бесплатно на Простоплеер

@музыка: Marina And The Diamonds - Rootless

@темы: Хейли, "Ритуальные жертвы", песня к главе, Эллайджа

---

"Аморальные уроды"

@темы: Клаус/Ребекка, коллажик, "Ритуальные жертвы", Клебекка

---

4. Аморальные уроды. Она.

Ритуальные жертвы

Часть 1. Аморальные уроды

4. Аморальные уроды. Она.

Машина, скомканным куском железа, лежит на дне оврага под горой, так что домой пришлось вернуться пешим ходом. Сегодня была пятая машина. Я, кажется, прочно вошла во вкус таких забав.

В доме сплошная темнота. Эллайджи нет, а Клаус снова поджидает как волк в кустах, как может только он один – тихо как мышь, но очевидно как маяк по курсу. И не успела дверь захлопнуться за мной, как с кресла у камина прозвучала насмешливая речь:

- Наш дорогой Эллайджа встретил девушку.

- М-м-м. По общим правилам нашей, в корне испорченной семьи, она должна была сначала перестать с тобой, а значит это или наш школьный президент, с горящими энтузиазмом и безумием глазами - но это сразу нет, Эллайджа не настолько неразборчив. Или бармен, по совместительству психолог и на полставки продавец в суконной лавке, но ты ее еще пока не бросил, а значит, в круг интимных интересов дорого Элла она на сей момент не входит. И остается эта оборванка-оборотень из чудной фостерной семьи. Я голосую за бездомную маленькую шавку в большой беде? Я угадала, Ник?

Не то что бы я так хотела спорить с братом, но и не спорить с ним - как вовсе не дышать. Жаль, я так редко вспоминаю, что дышать мне совершенно незачем. Привычка.

Один рывок и Ник стоит передо мною. Как жаль, что я отлично вижу в темноте. Огонь в его глазах должен гореть в камине, а не во взгляде, застывшем на моем лице.

- Прости, сестренка, приз не приготовил.

- Куда уж лучший приз, чем новообретенная бездомная сестрица - оборотень, которая спала с обоими моими братьями. Служба социальной защиты детей заберет меня из вашего вертепа и отправит куда-нибудь в Иллинойс или Мичиган, подальше от тлетворного влияния разнузданной семейки.

- Не торопись укладывать в дорогу саквояжи, маленький волк пока не совратила дорого брата, а так, отвесила пощечину за грубость.

Ник улыбается так широко, что хочется сорвать с места и бежать лесами без оглядки, но я, овца среди волков, стою на том же месте неподвижно, как каменная дура во степи, зачем-то продолжая наш опасный диалог.

- Маленький кто?

- Маленький волк, - певуче повторяет брат, - не нравится?

Ник никогда не шутит, он глумится. Над этим волком, над Эллайджей, надо мной, над нашей слабостью, всегда пасующей перед его нахрапистою силой. И если мы оскорблены, унижены, сидим в углу и тихо плачем - он выиграл, он триумфальный генерал на поле нашего смирения и сокрушенной безысходности. За сладостью своих побед он опрометчиво не замечает, что изо всех в нашей семье по краю ходит только он один. Легко сказать, что тебе все равно, что никто тебе не нужен, но потерявший плачет неспроста. Пока Ник улыбается мне мрачной и насмешливой улыбкой, из-за его плеча робко глазеет страх быть брошенным, остаться одиноким. Из-за его плеча глазеет его будущая жизнь. А я в ответ ей широко и чуть наивно улыбаюсь. Когда она задаст всему вокруг тоскливый и немыслимо печальный тон, я буду уже очень далеко. В моей судьбе нет места будущему Ника.

- Ну, почему, чирлидер, бармен и карликовый волк-бродяжка однажды встретились в постели моего брата-психопата, отличный анекдот для Иллинойса или Мичигана, с него, пожалуй, я и начну знакомство с новой фостерной семьей.

Мороз в его глазах, в секунду погасивший прежнее лихое пламя, не просто обжигает, если бы Ник сумел и если бы посмел, то от меня осталась бы лишь горсть искристой и холодной пыли на ковре. Широкая улыбка брата оползает, пухлые губы обретают их естественный злобно-капризный выпирающий изгиб.
Безжалостная цепкая рука хватает грубо и привычно, мое предрлечие саднит и, кажется, будто сейчас Ник выполнит свою недавнюю угрозу и правда оторвет мне руку. Не за назойливую дробь по деревянному столу, за то, что я осмелилась, пускай не прямо и открыто, но все-таки сказать мое заветное "свобода".
Которое в его ушах звучит как вой сирен, предупреждающий о призрачной угрозе для его полной и неделимой власти надо мной. "Предательство! Предательство! Предательство по курсу!" Одним рывок и я вторгаюсь в его личное пространство. Он смотрит мне в глаза с каким-то одному ему известным смыслом. А после делает движение рукой, и мое тело изменяет положение. Ник повернул меня к себе спиной и плотно обхватил за плечи, прижав к своей груди. Я чувствую своей лопаткой как быстро-быстро бьется его сердце. Ник взбешен.

- Хотел бы я, сестренка, посмотреть на этого безумца, который попытается тебя у нас отнять. Я не делюсь игрушками, Ребекка.

И вместе с колотящимся о ребра сердцем Ника, я чувствую его дыхание на шее. Он склонил голову немного набок и просто смотрит мне в затылок в кромешной темноте ночного холла. Я не боюсь его, не его рук, уж если и бояться Ника, то только его мыслей. И своих собственных чувств. Не тех, которые
свободно мечутся по поверхности, порождая язвительные остроты и колкие взгляды. Не насмешливого презрения и равнодушия к старшему брату я боюсь, не ненависть сжимает мое горло покрепче его стиснутой руки, больше всего меня пугает лишь то чувство, что бьется под моей лопаткой вместе с сердцем Ника.

Я сглатываю и спокойно, насколько позволяет положение, отвечаю:

- Скажи это Эллайдже, это его избил твой карликовый волк, рядом со мной только чирлидер и я с огромным удовольствием сыграю ее пустою головой в лакросс или софтбол.

Ник прижимает меня к себе еще сильнее, обвив голые плечи как холодная лиана из мышц и стали, и если даже кости хрустнули под этой цепкой хваткой, то тут же начали срастаться.

- Что мне Эллайджа, волки и софтбол, - насмешка в голосе сменилась смертной скукой, захват ослаб и в следующий миг Ник уже неспешно поднимался по деревянным, и оттого слегка скрипучим, ступеням на второй этаж.

Мне нужно убираться из этого вертепа! Пока он не переродился в склеп одним ударом тонкого кинжала, чей кончик смочен в сером матовом растворе из пепла дуба и моих собственных слез.

 

Прослушать или скачать Supertramp Don't Leave Me Now бесплатно на Простоплеер

@музыка: Supertramp - Don't Leave Me Now

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

Переулок бухты Гринд на Волчьем мысе озера Глупцов

@темы: коллажик, место действия, "Ритуальные жертвы"

---

3. Аморальные уроды. Он.

Ритуальные жертвы

Часть 1. Аморальные уроды

3. Аморальные уроды. Он.

 

- Четвертая машина за последний месяц, дорогой Эллайджа.

- Наша сестра обзавелась печальным хобби, не первым и боюсь, что не последним.

Мне хочется его убить, и я бы мог его убить, но тогда Майкл победит. Опять. В который раз. И я неспешно растираю между пальцев пойманную на лету пылинку, я улыбаюсь брату той самой кровожадною улыбкой, от которой Ребекку раньше пробирала дрожь. Теперь ее ничем не проберешь.

Дом слишком мрачный и холодный даже для древнего семейства упырей. Я закрываюсь в мастерской, пытаясь рисовать пейзаж за широко распахнутым двустворчатым окном, но вместо гор на прогрунтованном холсте, помимо моей воли, проступает нежной линией изгиб чужого тела от лопатки до бедра. И бешенство внезапно бьет по нервам на самых кончиках дрожащих пальцев рук. В один момент мольберт разломан на сухие щепки, от полотна лишь кучка влажных лоскутов на дощатом полу, а красками, с отброшенной палитры, измазаны одежда, руки и лицо. Я слишком стар, чтобы страдать от пубертата, но дело ведь и не во мне, все дело в ней.

В ней что-то есть и это "что-то" заставляет меня сходить с ума мучительно неспешно, как будто отдирать от свежей раны присохший кровью бинт чуть-чуть, по миллиметру, смакуя боль как вкус нежнейшей пищи, как аромат коллекционного вина, как теплоту от разожженного камина в холодный зимний день.

Когда она со мной груба, я так отчаянно нуждаюсь в ее объятиях, в холодных маленьких руках на моей шее, в той девочке, которой мне не встретить, увы, нигде и никогда. Той девочке, чья тень живет в соседней с моей спальне.

Но стоит ей устало покориться моему велению и сделать шаг навстречу, во мне бесследно исчезает всяческая нежность, и просыпается презримый и презрительный мучитель.

Звонок, еще звонок и стук молоточка – волчьей головы со стороны парадной двери так бесконечно вовремя вытягивает мой рассудок из пучины слишком грустных и, без сомнения, весьма опасных мыслей. Неужто к нам пожаловал обед?

Бросив кисти в древнюю вазу, наполненную до краев бурой водой, я выхожу на широкую балкон-площадку, служащую своеобразным коридором второго этажа - отсюда превосходно видно парадный вход в нашу нескромную обитель. Эллайджа открывает дверь. Стоило бы завести дворецкого, но в этом мелком городишке такие вещи привлекут к тебе больше ненужного внимания, чем подростковая беременность от отчима-наркоторговца. И если уж я вспомнил о подростках с нелегкою сиротскою судьбиной, то по законам жанра у двери должна стоять она, унылая работница из заповедной зоны. Хейли Маршал. Девушка без вкуса, рода-племени и проблеска хоть сколь-нибудь достойных перспектив. Хотя, она уже в том месте, которого вполне себе достойна – забытый Богом и большинством людей убогий Полсон, штат Монтана.

- Девочка-скаут? - с сомнением улыбается Эллайджа.

- Девочка на общественных работах с острова Мустанга, забыла свой мобильный в его - показывает пальцем прямо на меня - спальне.

- К нам волки, дорогой Эллайджа!

Я улыбаюсь Хейли Маршал, она лишь смотрит на меня Ребеккой. Разный подход - один и тот же результат, мой мир стал уж как-то слишком предсказуем.

- Значит, печенья нам сегодня не предложат? – улыбка милого Эллайджи была, пожалуй, даже слишком милой для оборотня Хейли. Работница из заповедной зоны острова Мустанга так посмотрела на Эллайджу, что в его желудке просто обязана была свернуться, выпитая на завтрак, донорская кровь.

- Мой. Телефон. – Членораздельно повторила гостья и еще раз растянула широкий рот в улыбчивом оскале, на этот раз, нацелившись в меня.

- Я выбросил его, - и безучастно поведя плечами, возвращаюсь в мастерскую – продолжать творить разгром.

Не знаю, мой восхитительный вампирский слух тому виной, или надрывный голос Хейли, но я прекрасно слышу все проклятья, которые она так щедро сыплет мне вослед. Но самое смешное, маленький волчонок, что большинство из них давным-давно сбылось и я придумал для себя проклятья пострашнее.

Эллайджа вежливо, но неуклонно выставляет Хейли вон, что-то трещит – если они сломают дверь, то первую ждет смерть, второго – кое-что похуже смерти. Но вот сиротка волк, похоже, как-то извернулась и все-таки сумела залепить прощальную пощечину дражайшему Эллайдже и, вырвавшись из его цепких рук, теперь бежит по подъездной аллее в лес, которым окружен наш милый скромный домик. Мне незачем смотреть, я все это прекрасно слышу, какая пылкая симфония безмолвной перебранки на скучный бытовой мотив. Брат поднимается по лестнице и, приотворив дверь в мастерскую, спешит мне сообщить:

- Прелюбопытная девица.

Эллайджа потирает щеку, я улыбаюсь – прелюбопытная девица в его устах о многом говорит: еще не слишком очевидном, но, без сомнения, большом потенциале, внезапно вспыхнувшем на безнадежном горизонте Хейли-волка.

- Куда ты дел ее мобильный, Клаус?

Ты думаешь, что знаешь меня, брат. Самонадеянность в нашей семье смерти подобна, и путь ее плутает, но ведет всегда в один конец – на острие кинжала.

- Поищи там, где его забыла Хейли – в моей постели.

- Но как же я узнаю, который из них принадлежит прелестной буйной даме, - притворно озадачился Эллайджа, плавной дугой захлопывая дверь и покидая мой умиротворяющий [временно раскуроченный] удел. Манерная скотина. Нужно порисовать немного.

Спустя минут 15 брат уходит через кухонный черный ход куда-то к домику у озера, я вижу сквозь раскрытое французское окно, как он медленно пересекает террасу перед домом, но, не дойдя до пирса, сворачивает влево и растворяется в густом бору. Пусть прогуляется. И мне не помешает, ведь на моей картине изображены с полсотни черных, золотых и темно-красных плавных линий чужого тела от лопатки до бедра.

Прослушать или скачать Protect Me From What I Want бесплатно на Простоплеер

@музыка: Placebo - Protect Me From What I Want

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

Гардероб "школьницы из Монтаны"

@темы: гардероб, "Ритуальные жертвы", Ребекка

---

2. Аморальные уроды. Она.

Ритуальные жертвы

Часть 1. Аморальные уроды

2. Аморальные уроды. Она.

Если вдавить педаль газа в пол машины и пронестись по автостраде со скоростью двухсот пятидесяти километров в час хотя бы четыре минуты, а после с той же силой надавить на тормоз, то можно пролететь над этой самой автострадой от 500 до 800 прекрасных метров, наполненных воздушными кульбитами и выбросом адреналина в застывшую навечно в жилах кровь. Я проверяла. Много-много раз.

Ник будет зол, потом немножко поорет, потом подарит новую машину, которую я тоже разобью. Наш с ним порочный круг такой безумно круглый и порочный, что как-то и не сразу замечаешь всего обилия острых углов, надежно вписанных в него.

И если грешникам должно гореть в аду, то мы, как обреченные на бесконечность бытия, предусмотрительно решили обустроить себе свой собственный семейный ад. И даже когда я сровняю педаль газа с полом, а после ею же проткну стальное дно машины, то после всех адреналиновых кульбитов, я все равно проснусь в аду на трех персон без права на пересмотрение приговора, который вынесли мне, в общем-то, авансом столетия тому назад. Не то, чтобы потом я полностью не оправдала его великую жестокость. Или не совершила длинного ряда отвратительных поступков, которым наказание не только окупилось, но даже сделалось слегка не релевантным общему объему преступлений. Я, пожирательница жизни, лишена всеобщего кошмара всех земных существ - идущей после точки в эпилоге освободительной, прощающей все смерти. Нет, я точно не мечтаю умереть, не исписала нервно свой дневник как эмо-гот кривыми фразами "как я хочу подохнуть", я даже поборолась бы за жизнь, нависни надо мной реальная угроза, но вместе с тем нельзя не оценить сарказма бесконечности, в котором только ты - бессменная константа.

Когда-то я хотела полюбить. Душой, пусть даже через тело, но только ею, моею, чистою тогда, душой ребенка. И я сказала об этом вслух единственному человеку, который в тот момент меня любил. Никлаус, весь в багровых свежих синяках и старых выцветших до желтизны кровоподтеках, услышал это и зашелся злобным смехом: "Отец найдет тебе прекрасного мужчину, такого же доброго и чуткого как и он сам или даже еще чуть-чуть получше". В моих руках застыла тряпица, которой я легонько отирала раны брата – все новые и новые следы безжалостной отцовской нелюбви. Тогда я остро захотела смерти мужу, который, в сущности, не существуя, одной гипотетичностью своей нес боль и страх, отчаяние и злобу. Когда перед тобою стоят одновременно жертва и палач - нельзя любить обоих сразу, нужно скрепить взволнованное сердце и сделать выбор. И если жизнь твоя безмерно коротка, то ты, как правило, уже не успеваешь задуматься о правильности принятых решений. В тот день мне оставалось жить не дольше 20-ти быстротекущих лет. В 10 веке от рождения Христа жизнь не тянулась долгой канителью, и в 40 лет ты был уже старик, которому в лопатки дышит дух могильный. Я так легко и без сомнений избрала сторону невинной жертвы – брата, который вот он - кровь и боль - сидит передо мной. Но если в жизни есть цена за все плохое, то и к хорошему судьба прибила ценник, не сомневайтесь. Ценой моей любви к Никлаусу стала растущая в нем злоба. Чем ближе я хотела подобраться к его душе, тем жестче становилась хватка его железных, прямо вытянутых рук, державших между нами расстоянье. Преодолеть которое - лишь миг (в теории), в калейдоскопе лет ставший непреодолимой вечностью (по факту). И как бы громко не кричала я "люби меня! я выбрала тебя! я выберу тебя! люби меня, прошу! ведь я же умираю! не от клинка отца, не от лучей терзающего тело солнца, нет от вербеновой настойки на крови! от тишины и одиночества, когда ты - рядом! я умираю на твоих глазах! смотри!" Но Ник, он не смотрел. Мой выбор стал моим же собственным проклятьем. И по дорожке наилучших побуждений я прошагала в клетку тьмы и тишины. Когда ломаются под силою давления и крошатся на части плоские и трубчатые кости, ты просто ждешь, когда они срастутся вновь. Когда под грузом одиночества и страха ломается твоя душа, то ген вампира здесь решительно бессилен. У сломанной души нет шанса на перерожденье. Мне следовало
все это принять с безропотностью и смиреньем, но как же я хотела видеть в жизни шанс. Пусть даже тенью тени на, ускользающем при приближении, далеком горизонте. Я начала искать подобие моим разрушенным мечтам, замену тому светлому прекрасному фантому - мужчине, который должен был лелеять мою душу, теперь окрашенную в темные кровавые тона. Мужчину, которого я без сомнений и зазрения совести отринула вначале, чтобы потом вот так отчаянно искать в толпе безликих смертных на оживленной итальянской площади в 1114 году. Насмешкою судьбы мне выпал не прекрасный добрый принц, а жаждущий бесследно истребить мой род и вид Охотник. От трещины в душе пошли лучи, секущие все глубже, все больней. Никлаус сотрясал меня в медвежьей хватке, я исступительно рыдала, а стояло смеяться, заливаться хохотом, заставить брата испугаться и отпрянуть от меня как от чумной, как от заразной сумасшествием и саморазрушением. Жизнь потекла по руслу из потерь. Я полюбила, Ник его убил, какая-то забавная игра для двоих бездушных и умалишенных. Любить стало непозволительною вольностью, от прежней, безвозвратно исчезающей меня, осталось только тело без души, и я искала утешенья тела. Но даже эту каплю утешенья слепая злоба брата рвала из моих рук с завидным постоянством. Бороться не хватало сил, и я сдалась.

Если вам скажут, что после любви приходит безразличье, рассмейтесь идиоту в его глупое лицо. Смерть любви - это всегда знамение рожденья монстра о семью головах, из пасти каждой из которых рвется наружу огонь, имя которому - ненависть. И в тишине разрушенной души я завопила "я ненавижу тебя Ник! да будь ты проклят! будь ты проклят! слышишь!"

Смешно сказать, но он меня услышал. Вот что мне стоило кричать в самом начале, а я, наивная, молила о любви. Наша игра резко сменила вектор: все, что любит Ник - я должна всенепременно растоптать, смешать с землей и тут же вырвать с корнем. Когда он полюбил Петрову, ей жизни было бы полдня, если бы не наш старший брат Эллайджа, его обидеть было выше моих сил, он невиновен в нашей с Ником
отравляющей вендетте. Но Петрова ловко утерла Нику нос, и трещины в душе победно засияли - получи! Жизнь понеслась вперед на двух резвых конях: взаимных истязаниях и сладости страдания другого. В Чикаго все достигло апогея, и схватка двух безумцев в один миг переросла в открытую войну. Любила ли я Стефана? Едва ли, он утешением тела-то был слабым, не то, что подходящим материалом для реконструкции руин души. Но я сказала Нику сладкое "прощай!", чтобы ударить побольнее, чтобы последнее из его рук отнять, чтобы лишить его самого удовольствия играть в жестокие расправы с
призрачным образом давно исчезнувшей меня. И проиграла. Клинок вошел под ребра с быстротой вспышки на небе, несущей утешительный покой и избавление от общества постылого мне Ника. Я падала куда-то глубоко и вместе с тем стремительно спасалась от той, засасывающей нас, как зыбучие пески
болвана-странника, пучины, что вся моя семья звала, да и сейчас зовет зачем-то, жизнью. Я, так или иначе, ускользала из рук безумца-брата, а слезы на его глазах были моим подарком на прощанье.

Лежать в гробу было легко: немного скуки, тишина и темнота - моя обычная земная жизнь последних 200 лет или чуть дольше. Когда он вынул свой кинжал, когда охранник был иссушен мной до дна и повалился на пол скучнейшим мертвым телом, я аккуратно взяла в руки, лежавший возле гроба, острый клин, торчавший из моей груди Бог знает сколько лет. И тут же шикнула от боли. На указательном пальце левой руки быстро набралась капля крови, но ранка, породившая ее, уже успешно затянулась. Размазав кровь по острою кинжала, я улыбнулась, как и подобает сумасшедшей, чтобы потом, вонзив этот клинок в грудь брата, перевести нашу опасную игру на совершенно новый уровень порочности неразрушимого cвязующего круга.

Жизнь продолжается в чудесном захолустном городке, в прелестном домике [огромный особняк на 8 пустых спален и 10,5 не нужных никому из нас уборных] среди поросших хвойными лесами Скалистых гор. Ну, где еще прикажете влачить размеренное существование троим скучающим вампирам, как не на
легендарной "плохой земле" Монтаны? Мой новый скоростной режим по жизни - "прелесть какая дурочка" - немного тяготит своим тоскливейшим однообразием, зато можно безбожно бить машины и разорять счета на глупые наряды в шопинг-молле, любые развлечения уместны в этом земном аду на три персоны.

Я улыбаюсь, как когда-то у распахнутого гроба на складе «Города ветров», и одним толчком ноги вжимаю педаль газа в пол, чтоб сосчитав до 240, нажать на тормоз и смотреть, как мир за ветровым стеклом машины стремительно вращается вокруг меня одной.

Прослушать или скачать Hurts Miracle бесплатно на Простоплеер

@музыка: Hurts - Miracle

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

Полсон, Озерный округ, штат Монтана

запись создана: 29.05.2014 в 23:13

@темы: коллажик, место действия, "Ритуальные жертвы"

---

1. Аморальные уроды. Он.

Название: Ритуальные жертвы

Автор: Pumka46

Фэндом: Древние (The Originals)

Основные персонажи: Никлаус Майклсон, Эллайджа Майклсон, Ребекка Майклсон, Хейли Маршалл, Калеб, Тьерри Венчурэ, Оливер, Софи, упоминаются: Эстэр, Майкл, Давина, Аяна, Генрик, Моник.

Пэйринг: Клаус/Ребекка, Эллайджа/Хейли, Калеб/Давина, упоминаются: Клаус/Камил, Клаус/Хейли, Ребекка/Стефан, Ребекка/Александр, Ребекка/Марсель, Ребекка/ОМП, Клаус/ОЖП, Клаус/Петровы, Эллайджа/Петровы.

Вид: Гет

Рейтинг: R

Жанры: POV, Ангст, Драма, Hurt/Comfort, AU, Романтика, Мифические существа, First time, History, Психология, Повседневность, Стихи

Предупреждения: ООС, Насилие, Инцест, так или иначе: Нецензурная лексика, Грейпфрут, Смерть персонажа, Underage

Размер: Макси

Статус: закончен

Содержание: История отношений Клауса и Ребекки, основанная на лжи во всех ее проявлениях.

Дисклеймеры: Выгоды не извлекаю, ни на что не претендую, все герои принадлежат студии, что и так ясно.

Размещение: ссылкой

От автора: Пожалуй, это самая жестокая любовь из всех, о которых мне доводилось писать.

Работа состоит из нескольких вполне самостоятельных частей.

Где-то с середины истории герои зажили своей жизнью, и мне пришлось пойти за ними.

Ритуальные жертвы

Часть 1. Аморальные уроды

Никто не корень наших общих бед,

Нельзя списать породу на природу

Моральности в уродстве места нет,

Мы двое - аморальные уроды.

 

1. Аморальные уроды. Он.

 

Она меня всегда с ума сводила. Не как приятный аромат или скольжение по нежной и прохладной глади шелка, скорей как скрежет камнем по стеклу, как трение песчинок между пальцев, как дождь с грозой в первый весенний день. Но вместе с тем из всех, кто был со мною рядом, ее одну я мог просто любить. И в столкновении двоих противоречий, я не терялся, я приобретал и власть над ней, и кандалы себе на шею, сковавшие меня пленительной свободой любить и быть любимым не чистой искренней любовью, а жгучей смесью обожания, отчаянья и нависавшей, как дамоклов меч над головой, неотвратимостью потери.
В момент признания присутствуя любви, я тут же стал ее терять, неумолимо и стремительно. Как гладкий шелк струится между пальцев, как осыпаются на дно часов мельчайшие песчинки, как ливень поглощается землей в первый весенний день, а ты стоишь и просто, молча, созерцаешь неизбежность. Десять столетий стерли из памяти детали того дня, который стал началом моей мучительной потери, но в день последний, в его ежовые объятья, я погружаюсь так легко, как в озеро мельчайшей глубины с прозрачною стоячею водою.

Утро. Предположительно весна. Полсон, Озерный округ, штат Монтана. Двухэтажный бутовый особняк с отделкой из речного камня в переулке бухты Гринд на Волчьем мысе озера Глупцов. Столовая на первом этаже. Неблагочестивое семейство из трех персон собралось за обеденным столом.
- Не барабань.
- А я не барабаню.
Тук-тук-тук. Нервическая дробь тончайших, но тяжелых пальцев по чуть шершавой столешнице из грубого дубового массива сводит с ума.
- Ребекка!
- Не ори.
Тук-тук-тук-тук. У дроби нет мотива. Она просто нарочно сидит и сводит меня пальцами с ума.
- Я тебе руку оторву!
- Было. Примерно 300 лет тому назад. Как видишь сам, отлично приросла обратно.
Перед сестрой стоят ненужные столовые приборы, никто из нас давно не ест обычной человеческой еды. Да и прекрасные манеры не сильная фамильная черта, скорее уж приобретенный стиль. Когда ты на приеме короля, будь добр отличить вилку для рыбы от вилочки для торта. Не для почтения его чванливого высочества, его коротенькая жизнь - лишь миг, пронесшийся перед твоим усталым взором, скорее уж для эстетической услады своего собственного эго. Но всякая привычка с течением веков становится твоей второй натурой. И каждый наш совместный прием пищи [здесь мы читаем "распитие свежайшей крови от радостных внушенных добровольцев"] как ритуал - проходит за обеденным столом с
изящной полной сервировкой.
Мне хочется метнуть в нее ножом для масла, но у Ребекки быстрота реакции не уступает моей собственной, а значит, через секунду нож, схваченный без усилий на лету, будет перенаправлен в мою сторону, и проще сразу воткнуть его себе в плечо или грудную клетку.
- Ребекка, будь добра, останови эту игру на наших нервах.
Мой старший брат имеет над ней власть. Не ту, что у меня, иную. Без силы, без враждебности и без жестоких колких слов, он добивается невероятных результатов, которым я завидую как рыболов с пустым садком завидует соседскому улову.
Движенье пальцев тут же замирает, от дроби остается только раздражающий фантомный шум в звенящей голове, а тишина, повисшая в столовой, кажется тусклой и унылой пыльной шторой, закрывшей яркое окно с видом на солнечную летнюю лужайку.
- Спасибо, дорогая. Какие на сегодня планы?
Ребекка улыбается Эллайдже и мой фантомный шум в ушах сменяется подлинным шумом, бурлящей злостью, крови, такой и мертвой, и живой одновременно.
- Немного поохочусь.
- На платья в новом молле?
Она буравит меня взглядом. Знаю-знаю, дорогая, я - заноза. Можешь сама в себя воткнуть ту вилку, что крутится сейчас в твоей руке.
- На платья тоже, Ник, тем более что я прекрасно помню номер твоей кредитной карты.
В нашей семье за все свои слова нужно платить, а деньги не такая уж и дорогая плата.
- Никлаус, а что ждать от тебя сегодня? Потоки крови по центральным улицам, или опять тихонечко утопишь мэра города в фонтане?
- Мэр этой утопически прекрасной деревни меня, пока, ничем не огорчает.
Моя улыбка как оскал у барракуды, может стать вашей первой и последней милостью от первородного гибрида.
- День только начался, у мэра есть все шансы расстроить Ника чем-нибудь ужасным до обеда и стать его холодною закуской.
- Спасибо за доверие, сестренка. Твоя любовь согреет мое сердце.
Хм-м-м. Легкое "хм-м-м" Ребекки после слов о моем сердце, оно звучит так резко и обидно, но я лишь шире улыбаюсь, скрываясь за застывшею улыбкой как за непрошибаемым барьером из безразличия, осознания собственного превосходства и одновременного снисхождения к ее девичьей слабости.
Но правда прячется под этим панцирем, как мягкое и беззащитное пузо ежа в клубке его топорщащихся игл: твои сверхточные удары все так же ранят, глупая сестренка.
- То место, где когда-то по легендам могло бы биться твое сердце, давно сдается в субаренду за, в общем-то, умеренную плату, и там могла бы быть ваша реклама.
Ребекка ловко передразнивает общий глупый слоган всех рекламных корпораций, умышленно не замечая холодного огня в моих глазах, застывших взглядом на ее лице, как застывает на мгновенье острие клинка, готового пробить ее холодное враждебное мне сердце.
- Ребекка, будет.
Эллайджа одним словом унимает задор в речах Ребекки, он хорошо обучен в распознавании холодного огня. Я медленно перевожу взгляд на него, но брат непроницаем. Без отвращения, но и без тени от былой улыбки, он отвечает на мой вызов тем невозмутимым спокойствием, которого мне в жизни не достигнуть.
Как говорил отец Эллайджи и Ребекки приемному ублюдку, то есть мне, "в тебе всегда срабатывает импульс, который никогда не даст тебе достигнуть даже подножия величия успеха, ты был рожден, чтобы бесславно проиграть". И сколько раз не прокрути в воспоминаниях прекрасную минуту, когда последний
уцелевший кол из, подарившего нам вечность на земле, белого дуба пробивает то место, где могло бы биться сердце Майкла, его слова сжигают изнутри все с той же силой исполинского адова огня. Ребекка была копиею Майкла: все та же моя жажда получить в ее лице хотя бы каплю искреннего чувства, ее все то же мрачное холодное призрение в ответ. Ребекка Майклсон, любившая меня, была убита сотни
лет тому назад своим отцом. Он отнял у нее живое и трепещущее сердце, взамен оставив лишь краеугольный камень, под чьим давлением за сотни лет скитаний в глазах младшей сестры Ребекки я медленно, но очень верно стал ненавистным ей бездушным монстром, стал образом из слов ее отца.
- Мне стало скучно, я ушла.
Ребекка вышла из столовой обычной человеческой походкой.
- Никлаус, будь к ней добр, она твоя сестра.
Эллайджа неспешно потягивает из невысокого пузатого коньячного бокала густую темно-бордовую жижу - кровь третьей группы резус-фактор положительный. Наш положительный Эллайджа столь щепетилен в незначительных деталях.
- Как будто мне не все равно.
Я покидаю комнату со скоростью вампира и не могу, не должен был, услышать последних грустных слов Эллайджи, с укором брошенных мне вслед.

- Как будто я не замечаю, насколько тебе, брат, не все равно.

 

 

Прослушать или скачать Tom Odell Can't Pretend бесплатно на Простоплеер

запись создана: 29.05.2014 в 23:00

@музыка: Tom Odell - Can't pretend

@темы: Клаус/Ребекка, "Ритуальные жертвы", Клебекка, песня к главе

---

Ритуальные жертвы

@темы: Клаус/Ребекка, коллажик, "Ритуальные жертвы", Клебекка